Калёные тропы

— А вот в хате, — показал Петька.

Лященко спешился, сказал: «Возьмите коня», — и, кинув поводья Афоньке, взбежал на крыльцо.

Махно спал, положив голову на уставленный пустыми бутылками стол. Против него, уткнувшись лицом в тарелку с капустой, храпел Филька. Тут же на полу и на лавках спали вповалку какие-то люди.

— Батько! — Лященко тронул Махно за плечо. — Батько, проснись!.. Спит, сучий сын!.. Батько! Нестор Иванович! Беда!.. Ах, чтоб тебя! — Лященко вцепился в плечи Махно и завыл во весь голос: — Батько! Батько! Вставай!

— А? — Махно поднял голову. — Кто такой? Что случилось?

— Буденный!

Махно вскочил, покачнулся, но успел ухватиться за стол.

— Что? Где Буденный?

— Да вот он. Верст пять не будет!

— А делегация?

— Порубили, один я утек.

Махно в бессильной злобе скрипнул зубами и бросил по сторонам растерянный взгляд.

Лященко вновь подступился к нему и, стуча в грудь кулаком, с надрывом сказал:

— Батько! Нестор Иванович! Давай команду! Они ж сюда идут… Эх, не за нюх пропадем!

Махно подбежал к кадушке с водой, зачерпнул полный ковш и жадно выпил.

— Вставай!.. — диким голосом заревел он, подбегая к спящим и шпыняя их ногами. — Вставай, сволочь!.. Проспали Буденного!

Спавшие поднимались и, протирая руками опухшие лица, ошалелыми глазами смотрели на «батьку».

— Чего ж вы стоите, как истуканы! — крикнул Махно. — Оська! — позвал он ординарца. — Поднимай хлопцев, запрягай тачанки… Ты, лохматый… как тебя там… беги до Зозули, поднимай батарею… Долженко, готовь кавалерию. Высылай на дорогу сильный разъезд… А где Гуро?

— Гуро в штабе спит, — торопливо сказал чей-то голос.

— Ну, тогда ты, — Махно ткнул пальцем в носатого верзилу в шапке со шлыком. — Добеги до Волина, он стоит у попа, передай: Буденный идет!

Все опрометью кинулись прочь. В комнате, кроме Махно, остались Филька и Лященко.

— Филька, собирай чемоданы, — сказал «батька». — А ты, — крикнул он Лященко, — со мной!

Махно схватил со стенки бинокль и поспешно вышел на улицу.

С колокольни открывалась волнистая степь. Вдали, на линии синевшего горизонта, в туманной дымке сверкали золотые купола Павлограда. Чуть ближе блестела река, пропадавшая среди зеленых холмов.

В пустынной степи не было заметно никакого движения.

— Ну и где ж твой Буденный? — зло спросил «батька», опуская бинокль и повертываясь к Лященко серым после бессонной ночи лицом. — Эх, вы, помощнички!

— Да здесь они, Нестор Иванович. Гнались! Еле ушел.

— Ладно, потом будешь оправдываться. Рассказывай, как было дело.

— Все как есть говорить?

— Давай, не тяни.

— Так вот, Нестор Иванович… Как, значит, поехали мы и встретились за Павлоградом с разъездом буденновской армии. Они на нас в шашки, а мы шумим: делегация, мол. Все ж нескольких у нас порубили… Потом приводят нас до начдива. Осанистый, ростом большой. Фамилия ему Морозов. Ну, значит, я честь по чести все ему объяснил: так, мол, и так, батько Махно мир предлагает. Чтоб, значит, буденновцы наших не трогали и мы тоже с ними драться не будем.

— Ну?

— А Морозов брови насупил и говорит: «Мы Конная армия, бойцы революции и не будем с вами, бандитами, цацкаться. Мы, — говорит, — с польскими панами смертным боем биться идем, а вы нам нож в спину вонзаете». Рассердился, нет спасу! «Если, — говорит, — ваш батько немедленно оружие положит, тогда мы посмотрим — может, кого из ваших и возьмем, чтоб в боях вину свою искупили». Ну, я тут тоже начал серчать. Батько наш, говорю, не разбойник, а командующий армией и сможет за себя постоять…

— Ну, ну?.

— Нехорошие слова, Нестор Иванович, боюсь говорить.

— Говори!

Лященко бросил косой взгляд на Махно и продолжал:

— «Передай, — говорит, — вашему батьке, что если он не положит оружие и не явится лично с повинной, то я его, рассукинова сына, поймаю и за это самое место повешу». Тут, значит, я не стерпел и схватился за шашку. Потом сиганул на коня и насилу ушел. Остальных порубили…

— Как? Что? Повесит?! — Махно задохнулся и скрипнул зубами. На его впалых щеках появились красные пятна. — Повесит?! Нет! Сам всех перевешаю! — Он постучал по узкой груди кулаком. — Я еще покажу им, кто такой Махно!

— Батько! — тревожно окликнул Лященко. — Батько, смотри!

Но Махно уже сам что-то увидел. Заслонясь ладонью от ярко светившего солнца, он смотрел вдаль, туда, где заметил движение. И точно, на вершине кургана появился конный разъезд. От него отделились два всадника и поскакали галопом по балке.

На горизонте задымилась золотистая пыль. Вначале она показалась в стороне Павлограда. Потом, поднимаясь сплошной высокой стеной, пыль затянула весь горизонт и вскоре, казалось, охватила полнеба.

Стаи птиц с тревожным криком поднимались над степью и, трепеща крыльями, летели на запад.

Набежавший со степи ветерок донес едва слышный шум.