Прямо над его головой, напоминая следы прошедшего по росистой траве человека, стояли Стожары. Начинало светать. Звезды, слабо мерцая, опускались по небосклону и постепенно угасали в тумане. Вихров лежал на спине и, словно пробуждаясь от глубокого сна, прислушивался к окружающим звукам. Все вокруг него двигалось и шевелилось: казалось, что рядом шумно катился поток. По правой обочине дороги бесконечной вереницей шагом двигались всадники. Вихров хотел было посмотреть, повернулся и застонал, почувствовав острую боль в голове.
— Лежи тихо! — с повелительной ласковостью сказал рядом с ним молодой женский голос.
Потом над ним кто-то склонился, и он увидел круглое лицо с небольшим носиком и спускавшейся на низенький лоб затейливой чолочкой.
— Кто ты? — спросил он.
— Я? Дуська! Не признал, что ль, соколик?
— Ты в околотке работаешь?
Дуська засмеялась, показывая мелкие ровные зубы.
— Чудно! Я с ним всю дорогу еду, а он будто в первый раз меня видит… Ну, как, полегчало тебе?
— Постой, Дуся, а почему я лежу?
— Так тебя же Махно подранил.
— Ах, да! — воскликнул Вихров и вдруг вспомнил все с отчетливой ясностью.
Теперь он узнал и сидевшую рядом с ним маленькую и кругленькую, как шарик, санитарку с мощной надиво грудью и всегда веселым лицом.
— Слушай, Дуся: из моих ребят никого не убили? — спросил он с тревогой.
— Ты за тот раз говоришь? — наморщив лоб и что-то соображая, спросила она. — Нет, тогда никого. А вот недели две назад был сильный бой с Махно, так Митьку Лопатина здорово в голову поранили. Ну, а сейчас он ничего, во взвод вернулся… Мы думали, помрешь ты, — помолчав, заговорила она. — Здорово они тебя по голове саданули…, Мы всю дорогу — я, Маринка и еще одна новенькая — едем с тобой.
— Какая новенькая?
— У Махно отбили. Сашей звать. Вот хорошая девочка! Ласковая да добрая. Учителева дочка. Я таких еще не видывала… это она и упросила, чтоб тебя вместе с полком на линейке везли. Врач-то хотел тебя в Екатеринославле оставить.
— А разве мы проехали его?
— Эва хватился! Да мы уж к Елисаветграду подходим. Спешим. Верст по семьдесят чешем. Пилсудский Киев забрал. Слышал, небось?
— Какое же сегодня число?
— Двадцатое мая.
— Как же вы эту новенькую отбили? — поинтересовался Вихров.
— Да так и отбили. Тут, видишь, дело какое. Саша-то в Житомир к бабушке ехала. А та за это время померла. Ну, куда ей деваться? Знакомых в городе нет. Давай домой пробираться. А тут деньги вышли. Нуте-ка… Да. Приезжает в Запорожье. Пошла на базар шубку продавать. Ну, а махновцы и залобовали ее. Привозят до самого злодея. Он ее сильничать хотел, а она с ножом на него. Хотела в сердце, да в руку попала. Говорят, он досе подвязанный ходит. Нуте-ка. Да вот, значит, она его ударила, а он, злодей, приказал ее живой в землю зарыть. Тут аккурат и мы подоспели. А злодеи дом запалили. Миша Казачок ее почти мертвую вынес. Всю побили проклятые. А волосики на затылке как есть все были повыдерганы… Комиссар Бочкарев хотел ее по просветительной части, а она ни в какую. Хочу, говорит, быть в строю. Ну и в санитарную часть определили. Теперь она у нас заместо сестры. Лопатин ее раньше знал, вместе в поезде ехали. То-то они друг дружке обрадовались!.. Там еще одного человека отбили. Очень серьезный товарищ. Партийный. Товарищ Гобаренко фамилия. Он у нас теперь по хозяйственной части. Квартирмистом. Ребята наши им очень даже довольны. Заботливый. Мне вот буденовку новую дал…
Дуська замолчала, достала из нагрудного кармана осколок зеркальца и стала кокетливо выправлять из-под буденовки чолочку.
Рассветало. На горизонте в потоках золотисто-алого света вставало солнце. На траве засверкала роса. Со степи потянуло прохладой.
— Вон Морозов с Бахтуровым на горке стоят, — показала Дуська.
— Как бы мне посмотреть? — попросил Вихров.
— Подожди. Ты только головой не верти. Я тебя подниму… Ну-ка! Видишь теперь?
Справа от дороги стояли на пригорке начдив Морозов и только что назначенный в дивизию Бахтуров.
— Дуся, а кто такой Бахтуров? — спросил Вихров.
— К нам комиссаром назначен. Хрулеву-то повышение вышло. Ну, насмотрелся? Ложись! — Дуська осторожно опустила Вихрова на набитую сеном подушку.
Они помолчали. Линейка продолжала катиться по пыльной дороге. Вдали, под горой, показалось большое село.
— Счастливый ты, — после некоторого молчания сказала Дуська, внимательно посмотрев на Вихрова.
— Почему?
— Красивый.
— Не в этом счастье, Дуся.
— В этом, в этом! — настойчиво сказала она. — Гляди, как Саша убивалась, плакала над тобой, когда ты было помер. А кому я, такая толстая, нужна!.. Меня дивчата колбасиком зовут.
— Кому что нравится.
— А ты каких любишь, соколик?
Вихров пожал плечами и ничего не ответил.
— Сколько лет-то тебе? — спросила она.
— Восемнадцать.