Калёные тропы

Вдоль лесистых холмов то едва слышно, то, когда поддувал ветер, накатываясь волной, потрескивали ружейные выстрелы. Там эскадрон Ладыгина вел бой с охранением укрепившегося противника.

Панкеев стоял на опушке и, подняв локти, смотрел в бинокль. Вдали за рекой в дрожащем солнечно-дымчатом мареве раскрывалась заросшая лесом холмистая панорама деревни, и казалось, и холмы, и леса, и деревянная колокольня с почерневшим от старости куполом шевелились и двигались, стремясь подняться в ослепительно синее небо.

Панкеев опустил бинокль и посмотрел влево, где в нескольких шагах от него сидели в тени Бочкарев, завхоз Фомичев — толстый пожилой человек, и квартирмейстер Гобаренко, недавно спасенный из плена.

— Ну, как, Арсений Петрович? — спросил Бочкарев, перехватив взгляд Панкеева.

— Сильно укрепились, — сказал Панкеев. — Здесь их так не возьмешь.

Бочкарев поднялся, подошел к командиру полка и, широко расставив ноги, тоже стал смотреть в бинокль.

— Что-то я не разберу, где у них окопы, — сказал он, пристально вглядываясь.

— У самой речки мельницу видишь? — показал Панкеев.

— Ну?

— Чуть повыше отдельное дерево видишь?

— Ну, ну?

— Вот там у них проволока и первая линия окопов… А теперь повыше и правее озера, видишь, вроде чернеется?

— Вижу.

— То вторая линия.

— Та-ак… — протянул Бочкарев. — Правильно Семен Михайлович говорил, что это не деникинский фронт. Без артиллерии, паря, его отсюда не выбить.

— Вот я и говорю.

Они помолчали…

— Товарищ комполка, начдив едет! — сказал Гобаренко, повертывая к Панкееву свое крупное в глубоких морщинах лицо.

Панкеев оглянулся. Сворачивая между частыми стволами деревьев, из глубины леса ехал Морозов в сопровождении штабных ординарцев.

— Где комбриг? — спросил он, подъехав и поздоровавшись с командирами.

— Я за него, товарищ начдив, — сказал Панкеев. — У комбрига опять рана открылась.

На длинном рябоватом лице Морозова появилось выражение неудовольствия.

— Опять со строя выбыл, — сказал он с досадой. — Я ж ему говорил, чудаку, что надо в госпиталь ложиться. Ну, ладно, бригаду ты поведешь. Говори, что тут выглядел? — Морозов взял висевший на ремешке через шею бинокль и поднял его к глазам.

Панкеев в двух словах доложил обстановку.

— Ну, это-то я сам знаю. Я на сосне сидел и все как есть видел. За деревней у них артиллерия, — сказал Морозов.

Он опустил бинокль и вынул из сумки карту.

Уточнив по карте, что перед ними находится деревня Дзионьков, Морозов кратко изложил свое решение. По этому решению с наступлением темноты вторая бригада с бронемашинами наступала в пешем строю на южную окраину опорного пункта; первая, под командой Панкеева, атаковывала деревню с севера в конном строю; третья поддерживала и развивала успех второй бригады. Основная задача сводилась к тому, чтобы, прорвав оборонительную полосу противника, выйти ему в тыл.

— Значит, так, — говорил Морозов. — Ты пока стой на месте, только броды сыщи, а как вторая бригада ворвется в окопы, я тебе сигнал дам ракетой.

Приказав Панкееву немедленно выслать подводы за снарядами, Морозов поехал на свой наблюдательный пункт.

— Товарищ Гобаренко! — позвал Панкеев, проводив взглядом Морозова.

— Я вас слушаю, товарищ комполка! — бойко откликнулся Гобаренко.

Он, бодро ступая, подошел к командиру полка, выражая всем своим видом готовность повиноваться.

— Помнишь станцию, что утром проезжали? — спросил Панкеев.

— Как же не помнить, товарищ комполка, — улыбнулся Гобаренко. — Там еще бронепоезд стоял.

— Правильно. Сейчас туда прибыли огнелетучки. Бери двадцать бричек и гони за снарядами. Начдив приказал. Нажми на них как полагается, если будут мало давать. Ну, да ты это умеешь, — Панкеев взглянул на часы. — Пять часов, — сказал он. — Надо тебе дотемна возвратиться. Пойдем в наступление.

— Разрешите мне взять с собой командира хозвзвода? — попросил Гобаренко.

— Захарова? А на что он тебе?

— Вдвоем удобнее, товарищ комполка.

— Ну, ладно, бери. Только смотри быстрей ворочайтесь.

— Слушаю, товарищ комполка. Не извольте беспокоиться, все будет в полном порядке. — Гобаренко лихо откозырял и, повернувшись к опушке леса, где стояли коноводы, весело крикнул: — Сидоркин, коня!

Сидоркин зашевелился, подтянул подпруги и, держа под уздцы, подвел рысью лошадь.

— Отчетливый человек, — сказал Панкеев Бочкареву, когда Гобаренко скрылся из виду. — А то вон золото сидит, уж ходить от жира не может, — кивнул он на Фомичева, который, отирая платком толстые красные щеки, сидел под кустом.

Лес глухо шумел. Легкий ветер медленной волной пробегал по вершинам деревьев, и тогда солнце, проникая сквозь ветви, играло лучами на молодой, яркозеленой траве. Со стороны реки продолжали потрескивать ружейные выстрелы.

Маринка, Дуська и Сашенька лежали в кружок подле санитарной линейки и, сблизив золотистую, черную и русую головы, тихо беседовали. Поодаль вокруг деревьев стояли подседланные лошади, сидели и лежали бойцы первой бригады.

— Ты, Дуся, не обижайся, а я всегда буду тебя поправлять, — прикусывая травинку, говорила Сашенька. — Это уж у меня привычка такая.

Дуська сморщила носик.