Калёные тропы

— Конечно. Когда растешь без матери, каждый обидит. И вообще мое детство было тяжелое. Я и работала, и училась, и дома все хозяйство на мне лежало. Я ведь совсем еще девочка была. Ну, а условия жизни ты сама хорошо знаешь.

— Ну, ничего, — мягко сказала Маринка. — Теперь все это прошло и никогда не вернется… А как мне хочется подольше прожить и самой все увидеть! — мечтательно продолжала она. — Как ты думаешь, хорошая будет жизнь? Ведь все-таки трудно сейчас.

— Ой, Маринка! — Сашенька присела, прижав к груди смуглые руки. Глаза ее заблестели. — Как бы ни было трудно сейчас, но жизнь будет сказка! — проникновенно заговорила она. — Нет, ты только подумай. Это что-то необыкновенное будет, если понять здоровым разумом. Видишь, мы сами сейчас так близко стоим к тому, что совершаем, что даже не можем отдать себе отчет в величии того, что совершаем!.. Я вот читаю сейчас «Король-уголь» Синклера. Потом ты обязательно прочтешь эту книжку. Ты только послушай! На Западе с человеком считаются, если это миллионер или представитель старинной знати. У нас каждый имеет возможность стать уважаемым, знатным человеком. Все зависит от самого себя. А там нет. О, там только деньги… У нас каждый, кто только способен, может получить образование и стать инженером, профессором или кем только захочет.

— И я смогу? — живо спросила Маринка.

— А как же! Конечно! Было бы только желание.

— Смотри-ка, а ведь верно. Митя вот тоже так говорит. Он ужас как хочет учиться.

— Товарищи! — раздался рядом чей-то громкий начальственный голос. — Не видали командира взвода Захарова?

Девушки оглянулись.

Гобаренко верхом на лошади стоял в нескольких шагах от них и, приподнявшись на стременах, что-то высматривал, скользя взглядом по группам сидевших и лежавших бойцов.

— Вы в балочке посмотрите, товарищ квартирмейстер, — сказала Маринка, показывая рукой в глубину леса. — Я видела, обоз туда перешел.

— А как проехать?

— Так просекой и езжайте, никуда не сворачивайте.

— А… ну, хорошо.

Гобаренко в сопровождении Сидоркина поехал рысью по просеке.

Сашенька молча смотрела ему вслед. Она уже несколько раз слышала голос этого человека, и каждый раз ее почему-то охватывал страх. Голос Гобаренко будил в ней неясные воспоминания, связанные с чем-то очень тяжелым. Но как, где и при каких обстоятельствах она слышала этот глуховатый, надтреснутый голос, она не могла вспомнить. Так и теперь, глядя ему вслед, она мучительно старалась что-то припомнить и не могла.

— Ты что, Саша, задумалась? — спросила Маринка.

— Так… ничего, — тихо ответила Сашенька, проводя рукой по лицу.

Неподалеку от них раздался громкий взрыв хохота. Маринка приподнялась и посмотрела. Митька Лопатин, окруженный бойцами, что-то рассказывал. Там же находились Вихров, Ладыгин и Ильвачев.

— Саша, пойдем к ребятам, послушаем, — предложила Маринка.

— Нет, — отказалась Сашенька, — я буду читать.

Маринка с недоумением посмотрела на подругу. Это было непохоже на Сашеньку, которая все свободное время проводила вместе с бойцами и уже успела прослыть в полку первой плясуньей.

— Ну, как хочешь. Тогда я одна пойду, — пожав плечами, сказала Маринка, поднимаясь и привычным движением оправляя черкеску, ловко облегавшую ее тоненькую, стройную фигуру.

— А вот был еще у нас Петренко, — говорил Митька, посмеиваясь. — Ординарец командира полка. Очень спокойный человек и в летах. Ничем бывало не удивишь. Только заикался немного. Говорил, что еще когда маленьким был, индюки его напугали. Мать вынесла его с хаты во двор, положила, а сама пошла доить корову. А индюки подступились до него, сопли пораспустили и давай бормотать. Вот он с того раза и стал заикаться. Да… Так этот Петренко был жуткий рыболов. Бывало станем на дневку, а он — за удочки, — он их в тачанке возил, — и на речку. Так и в тот раз. Отпросился он у командира полка и пошел. А речка-то далеко была, верст восемь. Ну, ладно. Сидит себе, ловит. И такая ему удача пришла — как ни закинет, так вытянет. Да… А тут и ночь подошла. Собрал он улов и пошел напрямик, задворками. «Ну, — думает, — шибко удивлю командира полка. Сколько много, мол, рыбки подловил. То-то возрадуется!» Только входит в хату, глядь: на месте командира сидит белогвардейский полковник! Ну, тут и Петренко удивился: что такое? На каком таком основании? «Т-ты, гад, как сюда п-попал? — говорит. — А ну, скидай сапоги!» Полковник снял. «И шт-таны… И гимнастерку…» Оделся. Все в пору. Взял удочки и ушел. В таком виде и прибыл к своим.

Бойцы рассмеялись.

— Постой, Лопатин… Как же это так получилось? А наши куда делись? А почему полковник сопротивление не оказал? — спросил молодой боец Гришин.

— Да очень просто. Наши-то приказ еще днем получили и ушли. Петренку искали, а он гляди куда забрался. Ну вот. А тут кадеты в станицу набежали. Их где-то расколотили. Опасались, как бы им еще не попало. Полковник-то, видно, сидел, озирался…

— Психологический эффект, — как бы про себя заметил Ильвачев, улыбаясь.

— Товарищ командир, закурить не найдется? — спросил Митька Вихрова.