Камея из Ватикана

– Да что случилось-то? – спросила Тонечка, стараясь ему помочь. – Вы стали малолетним преступником?..

Он посмотрел на свою тетю, которая, кажется, присутствовала при их беседе. Портреты были по-прежнему разложены на столе.

– Я стал бомжем, – сказал Федор Петрович решительно. – Бомжевал по полной программе, наверное, с год. Потом меня разыскал дядя и забрал к себе.

– Что значит – бомжевал? – спросила Тонечка. – Это как?

– Это очень просто. Мать отправила меня в интернат, как только я ей надоел. А надоел довольно быстро. Я сбежал, конечно. Меня поймали и вернули в интернат. Я опять сбежал, меня опять поймали и перевели в другой, в специнтернат для детей с… психическими отклонениями. Оттуда сбежать было почти невозможно, там охрана, вертухаи, как на зоне. Но я сбежал.

– Господи боже мой, – пробормотала Тонечка.

– А я тоже из интерната, – встрял Родион бодро. – Вернее, из детдома!.. Я там десять лет прожил и ни разу не убегал, почти! А потом меня нашли. И вас тоже нашли, да?..

– Дядя как-то нашел, – сказал Федор Петрович. – Кстати сказать, я до сих пор не знаю, как ему это удалось. Постой, что ты говоришь? Ты рос в детском доме?

Родион кивнул:

– Ну да. Мама умерла, а папа меня потерял, он тогда в Ливии служил военным советником, да, Тоня?

Тонечка кивнула.

– А потом он стал меня искать, и они с моим дядей, у меня тоже есть дядя Кондрат…

– Родион, давай мы свои семейные истории в другой раз поведаем, а?

Родион пожал плечами, подхватил свою собаку и поцеловал в морду.

Ему-то как раз казалось, что в рассказе Федора Петровича нет ничего необычного – ну, пожил человек в интернате, а потом его нашли и забрали домой, все правильно, так и должно быть.

– Когда дядя меня нашел, я стал совсем дикий, – Федор Петрович словно извинялся, – но тетя сделала все, чтобы приручить меня… обратно. И приручила.

– Вот так история, – сказала Тонечка и поторопила: – Ну? Ну?.. Вы жили в резиденции на Виа делла как-то там, в школу ходили мимо Замка Ангела, и дядя работал послом.

Тут она засмеялась – ах как ей нравились такие истории!

Следующий сценарий, который она напишет, будет просто сногсшибательным, даже ее строгий муж придет в восторг!

– Послом он стал только в девяностом году, – поправил Федор Петрович. – До этого послов в Ватикане не было. Дядина должность называлась советник-посланник. Тогдашний Папа Иоанн Павел Второй дядю очень любил, они иногда подолгу беседовали. А на годовщину его службы преподнес камею. Из папских сокровищниц. Она сама по себе ценная, конечно, но, как любая средневековая вещица, не простая, а с секретом. К ней прилагался ларчик с замком. Замок отпирался при помощи ключа, который вделан в оправу камеи. Тетя камею обожала, всегда носила, а ларчик стоял у нее на письменном столе. Я иногда брал камею, отпирал ларчик и смотрел, что там лежит.

Федор Петрович засмеялся.

– Однажды я открыл, а там оказалась бронзовая фигурка крысы и записка: «Не смей лазать по чужим ларцам!»

Он опять засмеялся и закрыл лицо руками:

– Как мне было стыдно! Я даже хотел было опять убежать из дому!..

– Не убежали? – спросила Саша.

Он помотал головой.

– Тетя меня застала. И мы поговорили. А крыса теперь всегда со мной. И по чужим ларцам я с тех пор никогда не лазил.

– А потом что было? – спросил Родион.

– Потом дядя умер, и мы вернулись в Москву. Мне было семнадцать лет.

– Мне тоже скоро семнадцать, – с удовольствием проинформировал Родион. – А Буське восьмого марта год был! Большая собака.

– Родион, отстань со своей собакой. Съешь вон сыру.

– А можно лучше ветчины?

– И что дальше? – спросила Саша Федора Петровича.

Она вся как-то изменилась – глаза у нее блестели, и щеки горели смуглым румянцем.

– Мне нужно было в университет, – продолжал Федор Петрович, – и тетя сказала, что учиться лучше всего здесь, на родине. «Я видела многих эмигрантов, – сказала она мне, – и все они экскурсоводы или приказчики в магазинах. А ты должен заниматься наукой. На то, чтобы учиться в Европе и потом заниматься наукой, денег у нас нет». И мы вернулись. Она купила себе дом в Дождеве, а мне квартиру на Большой Пироговке.

– Ох, ничего себе, – пробормотала Тонечка.

Сценарист в ее голове совсем утратил чувство реальности и пришел в некое восторженное изнеможение.

– Тетя меня содержала – и в университете, и в аспирантуре. Когда я защитился и стал ездить в экспедиции, она переселилась в Дождев. Я к ней приезжал. Мы с ней вместе продумывали место для тайника и придумали – в нише за картиной. Механизм в стене я сам сделал, – добавил он хвастливо. – Он, конечно, очень легко открывается, но нам с тетей нравилось, что у нас есть свой тайник!..

Тонечка и Саша переглянулись, чтобы сверить впечатления, и сверили. Обе были в восторге.

Федор Петрович отпил чаю из своей чашки, а потом залпом проглотил кофе из Сашиной.

– Вот, – сказал он и вздохнул. – Я не хочу даже думать о том, что тетю убили, потому что мне тогда придется найти того, кто это сделал, и тоже убить.

– С ума вы сошли, – быстро сказала Тонечка, моментально ему поверив. – Так дело не пойдет.

Он кивнул. Было ясно, что это… решение, а не пустые слова.