Камень, брошенный богом

…У лавки булочника оживленно болтали кумушки-подружки…На втором этаже борделя кручинилась полуобнаженная грудастая Несмеяна…От разъяренного дедка с клюкой, по улице улепетывал босоногий пацан…По обочине, в тени пыльных акаций, под неусыпным оком ярко-красного петуха расхаживали куры…Веселый щенок трепал уворованные с оборвавшейся бельевой веревки кружевные розовые панталоны…

Городок таял за стеклом тряского экипажа зыбким миражом. Был и не был. Тихая гавань патриархальной глуши.

За мостом свернули на короткий путь.

— Граф, вы понапрасну рискуете, — пожурила меня за самовольство Бона. — Леса кишат беглыми и ворьем.

Пропускаю замечание мимо ушей. Трястись лишних полусуток в душном экипаже не прельщало. В мыслях, я не раз дал оценку своим умственным способностям, благодаря которым кис с бабами в скрипучей четырехколесной коробке, а не гарцевал на резвом скакуне.

Сменяясь, проплыли печальные пейзажи государственного неблагополучия: островки одичавших садов, зарастающие кустарником поля, брошенные хутора и фронт старых вырубок, пролегший до безымянного ручья. За ручьем, отступив от галечного бережка шаг, начинался лес. Не чахлая рощица столь любимая рязанским гулякой, а стена из вековых деревьев, укрепленная вьюнами, плющами, лианами и прочими ползущими растениями.

Карета осторожно покатила в узкую прорезь дороги. Где-то вверху, солнце золотило маковки лесных гигантов, а здесь, внизу, царили легкие сумерки и душная сырость. Не весело и еле слышно чивкали птицы. Легкая белка прытко взлетела по стволу и спряталась в потаенном дупле. Под поваленной сушиной мелькнул рыжий хвост лисицы. Из травы высунулся полосатый кабанчик. Высунулся, глянул одним глазком, дернул щетинистым пяточком и юркнул обратно, поднимая со стеблей осота мошку и комаров.

— Какие дикие места, — завздыхала маркиза, очевидно, привыкшая путешествовать от гостиницы до гостиницы.

— Романтичные! — поправил я ее. — В темно-синем лесу, где трепещут осины. Где с дубов-колдунов, облетает листва…*.

Я конечно не Никулин, но получилось здорово!

— А где мы остановимся? — в голосе маркизы звучало ожидания услышать в ответ, что-то вроде адреса Лувра или Петергофа.

— На егерском кордоне, — сдержано проронил я. Моя бровь многообещающе дрогнула, выгнувшись вверх.

— Это должно быть забавно, — вдохновилась Югоне.

— Забавно?! — вмешалась в наше воркование Бона, и, сотворив снисходительную мину предупредила. — Забавно будет по приезду.

Немой вопрос во взгляде маркизы, потребовал у меня разъяснений.

— Сеньора Эберж, вероятно, намекает на мелкие неудобства, — дипломатично соврал я. — Но, в конце концов, мы с вами путешествуем!

Ложь во благо открылась по приезду. Злосчастный кордон, напоминал пакгауз из дешевых вестернов и располагался в десятке шагов от дороги, за периметром ограды, от которой остались лишь опорные столбы, прожилины и кое-где, в основном по углам, добротный частокол. У левой части строения пострадавшей от разгула огненной стихии, вывалилась торцевая стена, вместо крыши в небо торчали концы рухнувших стропил и потолочных перекрытий. Закопченная до черноты, но по непонятным причинам уцелевшая правая часть, позволяла питать скромные надежды на цивилизованный отдых. Надежды настолько скромные, что даже мне, замшелому герою, они представлялись весьма и весьма мизерными.

Гнетущее впечатление от порушенного пожаром жилья несколько скрашивали колоритные развалины древнего капища, поднимавшиеся на заднем плане, да сиротинка-озерцо, серебрившееся в дальнем краю поляны, под сенью необхватных тополей.

— Не удивлюсь, если где-нибудь тут припрятано награбленного барахла, — указал я Югоне на каменных стражей безвременья. Та ответила несчастной гримаской. Бедняжку и неженку жрало комарье, и донимала мухота.

— Это и есть, дорогая маркиза, обещанный егерский кордон, — прощебетала довольная Бона. Какой случай куснуть столичную задаваку! — Говорят в Хейме гостиницы выглядят лучше.

Маркиза не спустила провинциалке занозистость и не осталась в долгу, ответив колкостью на колкость.

— Ах, сеньора Эберж, сразу видно вы не частый гость в Хейме. Иначе бы вам довелось побывать в дырах и похуже. — Югоне повернулась к Валери, и уже ей пояснила. — У нас в позапрошлом году, с легкой руки любовницы Гельдернского нотабля, вошло в моду устраивать пирушки в тавернах на столичных окраинах. Вот уж где халупы так халупы. Грязь, тараканы, нечистоты.

— И вы там…, — Бона не собиравшаяся уступать языкастой гостье брезгливо затрясла пальчиками.

Югоне с гордостью поделилась подробностями вылазок в народ.

— И ели: капусту с крольчатиной, печеный в жару картофель, кашу из тыквы с куриными пупками. И пили: медовуху и свекольную брагу. И даже моя дорогая спали. Вповалку, на соломенных матрасах на полу.

— Вам понравилось! — в притворном ужасе обомлела Эберж.

— При чем тут понравилось! — возмутилась недогадливостью собеседницы маркиза. — Если не хочешь выглядеть белой вороной…