Камень Дуччо

Микеланджело открыл было рот, чтобы разразиться пламенной речью в защиту своей статуи, но присущий ему кураж внезапно покинул его. Он застыл как истукан. Вот оно. Сейчас они его уволят. Отберут заказ и передадут мрамор Леонардо. А тот изваяет им свое безобразное чудище – плюющегося огнем дракона, место которому разве что в балагане. Микеланджело же, словно лев сражавшийся с родными, коллегами и судьями за право принять эту работу, приползет домой, как побитый пес, и покроет свой род позором бесчестья.

– Мы решили, что языческому символу негоже украшать наш собор. Нам нужен традиционный библейский герой, – продолжил Джузеппе.

Библейский герой? Значит, о драконе Леонардо речи не идет.

– Мы считаем, что нашему городу самое время обзавестись еще одним… – Джузеппе снова тянул паузу, будто не решаясь озвучить свою идею. Собравшиеся ободряли его кивками. – Давидом.

Слово упало в торжественной тишине, словно тяжелый камень.

Еще один Давид? В смятении Микеланджело засунул руки в карманы, надеясь ощутить под пальцами успокоительный бархат мраморной пыли. Но карманы пусты. Не могут же они всерьез предложить ему…

– Простите, еще одним кем?

– Нам нужен юный пастух по имени Давид, который поверг великана Голиафа, – уже более уверенно пояснил Джузеппе.

Микеланджело с недоверием переводил взгляд с одного лица на другое, стараясь хотя бы на каком-то из них уловить тень улыбки. Они что, вздумали посмеяться над ним?

– Но достоянием Флоренции уже и так являются две знаменитейшие статуи Давида работы двоих величайших художников…

– А нам нужен еще один.

– Но мне никогда не превзойти Давидов, изваянных Верроккио и Донателло, и вам это прекрасно известно. – От волнения голос Микеланджело звучал громче и резче, чем ему хотелось бы. Усилием воли он обуздал чувства и следующие слова произнес тише: – Послушайте, синьоры, я задумал статую героя, совершенного в своей физической красоте и мощи, истинного титана, олицетворяющего преемственность искусства современного и античного. А пастушок Давид – безусый юнец, не познавший своей силы, изнеженный, слабый, низкорослый. Ребенок. Сколько лет я работал в Риме, но и там ни разу не видел, чтобы античная статуя героизировала мальчишку.

– Статуя библейского героя будет воздавать славу Господу, – заметил Джузеппе.

– Я не меньше вашего желаю воздать Господу славу. – Микеланджело вызывающе скрестил руки на груди. – И если мы заодно, давайте искать компромисс. Не лучше ли выбрать другого библейского героя? Может, подошел бы святой Матфей? Или святой Георгий? Или, может быть, Моисей?

«Господи, да любой, кто находится в возрасте зрелого мужчины», – подумал Микеланджело.

– Нет. Бесповоротно нет. Это должен быть Давид.

– Но почему?

Джузеппе вдруг отвел глаза.

– Синьор Вителли, так почему же? – Микеланджело шагнул к нему. – Или это не ваша идея? Это придумал кто-то другой?

Джузеппе переминался с ноги на ногу.

– И кто же?

– Я, – выступил вперед какой-то незнакомец. На вид ему было чуть больше тридцати. Его необычайно бледная кожа отливала болезненной синевой, двигался он медленно и уверенно – как человек, привыкший вольно распоряжаться своим временем.

Джузеппе Вителли сделал учтивый жест в сторону незнакомца и представил его:

– Никколо Макиавелли, секретарь канцелярии.

О, Микеланджело был наслышан о самом искусном дипломате Флорентийской республики! В свои двадцать девять лет Макиавелли уже удостоился избрания на высокий правительственный пост; о его талантах посредника и умелого манипулятора в городе ходили легенды. Но Микеланджело, ни перед кем не привыкший пасовать, не собирался сдаваться и этому блестящему дипломату.

– Вам, кажется, полагается находиться во Франции и вести переговоры с королем Людовиком, а не указывать мне, как ваять мою статую?

– Микеланджело, – смущенно прошипел ему в спину Джузеппе.

– Все в порядке, Вителли. Я прекрасно понимаю, отчего молодой человек так взвился. – Макиавелли перевел блестящие черные глаза на Микеланджело. – Я, видите ли, обсуждал как-то этот проект с маэстро Леонардо…

– Леонардо не имеет к моей статуе никакого отношения. Скажите же ему, синьор Вителли!

Макиавелли поднял руку, желая унять страсти.

– Мы просто разговорились с ним о том, что другие мастера скульптуры, Дуччо и сам Донателло, желали изваять из этого мрамора Давида. И подумали, что негоже менять сейчас уготованную ему судьбу. Но, возможно, вы считаете, что вам это не по плечу? – сказал Макиавелли, и Микеланджело захотелось треснуть его молотком по голове. – В таком случае я не сомневаюсь, городу удастся найти другого скульптора, которому этот заказ будет по силам.

Микеланджело заметил, как некоторые из собравшихся обменялись довольными усмешками. Ах, так ему подстроили ловушку! Управа не хочет увольнять его, так как публично и официально доверила ему заказ. Это приведет к скандалу, а они не желают выставлять себя на посмешище. Если же он отступится сам, Управа объявит его не справившимся, и тогда посмешищем станет он. Но этому не бывать.

– Прекрасно. Если вы желаете Давида – будет вам Давид.