Совсем не о таких камнях мечтает идущая на штурм человеческой цитадели нечисть. А еще орда очень хочет есть. И совсем не важно, какое мясо попадет им в руки, будет ли оно прожаренным, или сырым. Чем больше мяса, тем лучше. А в человеческом городе призывно ржут кони, огромные мясные туши, способные накорить разом с десяток орков, оргов, и их приспешников. И невдомек тупоголовым оркам, что это не ревущие от животного ужаса куски мяса, а нечто иное. Что в человеческом городе стоят в полной готовности готовые к схватке боевые кони людей. И они приучены не только нести на себе в гущу боя вооруженного седока, но и сами могут принимать активное участие в схватке. Рвать зубами, топтать копытами врага, какое бы устрашающее обличье он не имел.
И когда искупавшись в кипящем масле, сварившись в смоле, побитое каменным градом упавших с крепостных стен камней воинство орков отступало, открывались городские ворота, и оттуда стремительной, неудержимой лавиной, изливалась человеческая конница, обращая неприятельскую орду в паническое бегство. И враг мчался прочь, стремясь забиться в какую-нибудь потаенную щель, позабыв про свою алчность и зверский голод, одержимый одной лишь мыслью, спастись.
Уцелеть удавалось немногим. Лишь редким единицам от некогда многочисленной и, казалось бы, непобедимой орды удавалось вернуться в родные подземелья, к своим семьям. Чтобы рассказать о пережитом ужасе, на несколько столетий отбить у них всяческую охоту идти походом в страну дворфов, гномов, и людей.
Насколько знал Далин из рассказов старших, последнее такое сражение случилось около тысячи лет назад, в то время, когда сам Далин был очень мал, чтобы что-нибудь понимать. Он, как ни силился, не мог вспомнить тех дней разлуки, когда оставался на попечении стариков дворфов. Когда отец и мать, оседлав боевых баранов, ушли на войну. С той войны мать вернулась одна. Больше своего отца Далин не видел, и, как ни старался, не мог вспомнить его лица. Отец геройски погиб на войне, закрыв грудью и топором доступ нечисти в мир дворфов, где ничего не подозревая радовался жизни совсем еще юный Далин.
С тех пор, до достижения совершеннолетия, Далин жил вместе с матерью, суровой и молчаливой, красивой женщиной. Мужчин у нее больше не было, несмотря на то, что она была довольно молодой и привлекательной. Либо она так сильно любила отца, либо не испытывала особой тяги к представителям противоположного пола. Или же старалась в полной мере выполнить материнский долг, вырастить и воспитать настоящего дворфа, не отвлекаясь на всякую ерунду вроде мужчин.
Возможно, она давно не одна. Быть может уже воспитывает очередного, рожденного ею дворфа. И снова делает это одна. Так уж заведено в мире дворфов. Мужчина нужен женщине дворфийке на время зачатия ребенка, и до тех пор, пока он не сделает свои самые первые шаги. Затем мужчина становится ненужным, и изгоняется из семьи. И в этом нет никакой трагедии. Просто дворфы привыкли так жить, и не мыслили своей жизни иначе.
Живущие на поверхности люди, не понимают дворфов, осуждают их отношение к семье. Но и дворфы в свою очередь не понимают людей, с их болезненной привязанностью к семье. Ведь жизнь так коротка, чтобы ограничивать ее какими-то рамками, ставить запреты, за которые нельзя выходить. И это дворфы, чей век растягивается на 5–6 тысячелетий, если ничто не ускорит кончины. Совсем другое дело человек, чей век и вовсе невелик. Редкая человеческая особь доживает до 100 лет. Возраста, когда дворф считается совсем еще юным созданием, только-только начинающим делать первые шаги в своей жизни.
Человеческие чувства и привязанности были чужды дворфам, за что люди называли их бесчувственными существами. Возможно, отчасти, они были правы. Это человеческое суждение в полной мере относилось и к Далину. Прошло уже целых 500 лет с тех пор, как он достиг совершеннолетия, построил себе отдельное жилище, и открыл собственную штольню, а он так ни разу не навестил мать. Не поинтересовался, где она, и с кем. Жива ли она вообще, или уже давно ее душа отправилась на небеса.
Далин мог бы встречаться с ней в таверне, в которой после дневных трудов собираются дворфы, чтобы пообщаться, пропустить кружку-другую темного, хмельного пива дворфов. Он обязательно встретил бы ее в таверне, и не раз. Туда одинаково регулярно ходили и мужчины, и женщины дворфы, которых к окончанию трудового дня, невозможно было отличить друг от друга. Ведь все одеты одинаково. В кожаные костюмы рудокопов, пошитые местными мастерами из шкур горных баранов. На ногах тяжелые кожаные ботинки на толстой подошве сделанные лепреконами, непревзойденными башмачниками, как подземного, так и наземного мира. В довершение ко всему, они были покрыты с ног до головы слоем каменной пыли, стиравшем последние различия полов.