Камера

— Для начала необходимо увериться в том, что Господь простит мне после смерти все мои неправедные поступки.

— То есть грехи?

— Да.

— Для этого необходимо покаяться и испросить у Бога прощения.

— Как? Скопом, за все сразу?

— Хотя бы за то, что ты помнишь.

— Тогда начинать нужно прямо сейчас. На это потребуется время.

— Тебе виднее. О чем еще ты будешь молить Всевышнего?

— О моей семье — такой, какая она есть. Внук, брат, дочь. Я не жду моря пролитых ими слез, просто не хочу, чтобы они переживали. А еще я замолвил бы словечко за своих здешних приятелей. Без меня им придется трудновато.

— Продолжай.

— Третья молитва — за Крамеров, особенно за Рут.

— Это семья погибших мальчиков?

— Да. Ну и, конечно, Линкольны.

— Кто такие Линкольны?

— Долгая история. Тоже жертвы.

— Хорошо, Сэм, хорошо. Тебе необходимо очистить душу.

— Чтобы ее очистить, нужны годы, святой отец.

— Много на твоей совести?

Сэм поставил стакан на стол, медленно потер ладони. В глазах Гриффина светились доброта и понимание.

— Что, если так?

— Человеческих жизней?

Кэйхолл кивнул.

— Убиенных тобой людей?

Второй кивок.

Гриффин сделал глубокий вдох, задумался.

— Что ж, Сэм, откровенно говоря, я бы не хотел умереть, не исповедавшись, не испросив у Бога прощения. Так сколько же их?

Кэйхолл сполз со стола, обул резиновые тапочки, закурил и принялся расхаживать по «гостиной». Священник чуть повернулся вместе со стулом.

— Джо Линкольн. Письмо семье я уже отправил.

— Ты убил его?

— Да. Он был афроамериканцем, жил на моей земле. Произошло это, наверное, в пятидесятом. С тех пор меня не переставала мучить совесть. — Сэм остановился, опустил голову. — А потом, много лет спустя, двое белых мужчин убили на похоронах моего отца. Какое-то время они провели в тюрьме, и когда вышли, мы с братьями их уже ждали. Прикончили обоих, о чем я ничуть не сожалею. Все в округе считали их настоящей мразью, к тому же они лишили жизни отца.

— Убийство никогда не было делом праведным, Сэм. Сейчас ты борешься против того, чтобы именем закона убили тебя.

— Это я понимаю.

— А полиция вас не задержала?

— Нет. Шериф что-то подозревал, но доказать ничего не мог. Мы вели себя очень осторожно. Да и кто они были? Отбросы.

— Пусть так, и все же вам нет оправдания.

— Знаю. Я привык думать, что те двое получили по заслугам — до того, как попал сюда. На Скамье же человек меняется и понимает: единственная ценность — это жизнь. Теперь мне жаль парней. Искренне жаль.

— Ты сказал все?

Считая шаги, Кэйхолл прошелся по «гостиной» и замер возле стола. Гриффин ждал. Время остановилось.

— Была еще парочка. Давно. Тоже суд Линча, — выговорил Сэм, избегая встречаться взглядом с собеседником.

— Парочка?

— Не уверен. Может быть, трое. Да, точно, трое. Но первого убили, когда мне исполнилось лет десять, я сидел в кустах и смотрел. Всем заправлял отец, член Клана, а мы с братом Альбертом прокрались за его спиной в лес и наблюдали. Наверное, это не считается?

— Нет.

Плечи Сэма поникли, голос снизился почти до шепота:

— Второго вздернула на сук толпа, годами пятью позже. Я стоял рядом. Какой-то черномазый, простите, падре, афроамериканец изнасиловал местную девчонку. Во всяком случае, бедняжка всем повторяла, что он ее изнасиловал. Репутация у нее была так себе, а два года спустя она родила дочь цвета кофе с молоком. Кто знает? В общем, потаскушка ткнула пальцем, и толпа линчевала обидчика. На мне лежит такая же вина, как и на остальных.

— Господь простит ее, Сэм.

— Точно?

— Поверь мне.

— Сколько же Он в состоянии простить?

— Все. Если ты действительно раскаиваешься, то дощица, где перечислены все твои грехи, станет чистой. Так записано в Библии.

— Слишком уж это хорошо, чтобы быть правдой.

— Ну а третий?

Кэйхолл покачал головой:

— Не могу, святой отец. Не могу.

— Ты не обязан говорить мне, Сэм. Скажи Богу.

— Вряд ли у меня хватит сил рассказать об этом хоть кому-то.

— Хватит, хватит. Прикрой ночью глаза и поведай Ему без утайки. Господь милостив. Он простит тебя.

— Что-то здесь не так. Убиваешь человека, и Господь тут же прощает тебя? Так просто?

— Не так. Сначала ты должен раскаяться.

— Я раскаиваюсь. Клянусь.

— Прощая, Всевышний забывает о твоих грехах, Сэм, но люди — люди их помнят. Мы в ответе перед Господом и перед законами, установленными нами. Создатель отпускает тебе грехи, однако за них полагается и земная кара. Правительство…

— К черту правительство! Мне в любом случае осталось совсем немного.

— Вот и давай подготовимся.

Кэйхолл вновь опустился на краешек стола, почти вплотную к Гриффину.

— Будьте поблизости, падре. Мне понадобится ваша помощь. В душе много чего накопилось, разом не избавишься. Нужно время.

— Если ты и в самом деле готов, то сможешь, Сэм.

Сэм похлопал священника по колену:

— Поблизости, святой отец. Договорились?

Глава 44

Когда Адам ступил в «гостиную», в ней плавали клочья сизого табачного дыма. Глубоко затягиваясь сигаретой, дед читал заметку о себе в воскресном выпуске газеты. На столе стояли три пустых стакана из-под кофе, валялась скомканная фольга от пирожного.

— Устроился как дома, а? — спросил Адам, окидывая взглядом беспорядок.