Камо

Гласный Кючарянц:

— Мы содержим городовых, а они нас же бьют. Этого оказалось недостаточным, и нам навязали еще дворников. Мы содержим и последних, но и они тоже бьют. Таким образом, мы изображаем из себя, в сущности, гоголевскую унтер-офицершу, которая сама себя бьет.

— Если в городе таковы плоды усиленной охраны, то можете себе представить положение деревень, предоставленных стражникам.

Городской голова Вермишев покорнейше просит не выходить за рамки повестки дня, не допускать выпадов.

Гласный Богдасаров:

— Наша полиция незаконно привлекает 3 тысячи дворников к борьбе с обывателями. Пристав 4-го участка поломал ребра управляющему домом за увольнение дворника. Это только частицы общего бесправия и отсутствия гарантии личности российского обывателя. Я сам был очевидцем, как городовые везли двух рабочих, с которых кровь лилась на мостовую от немилосердных побоев… (Долгий колокольчик городского головы. Шум.)

Гласный Свешников:

— Полиция напускает дворников на обывателей не по простому призыву, а предварительно собирает их на особых дворах и обучает искусству драться с населением, тренируя их для большей резвости, как обыкновенно тренируют охотники борзых, или жокей — скаковых лошадей…»

«Кавказ», четырнадцатого:

«Полицеймейстер Тифлиса Ковалев поправляется после совершенного на него покушения. По выздоровлении он получит новое назначение. Должность полицеймейстера займет жандармский ротмистр Цисс».

«Кавказское обозрение», восемнадцатого:

«В центре Тифлиса, на Головинском проспекте, случилось следующее неприятное событие: члены «Патриотического общества» появились в конце проспекта и с криками «ура!» направились ко дворцу. Манифестанты, поравнявшись с гимназией, потребовали от публики, стоявшей у ворот гимназии, снять шапки и присоединиться к шествию. Это требование некоторыми из публики, а также и гимназистами, не было выполнено, почему манифестанты стали избивать их и ворвались во двор гимназии.

В домах Зубалова, редакции «Тифлисского листка» и Артистического общества перебиты все стекла… В продолжение этого времени часть манифестантов с казаками подвергли погрому все три этажа дома Манташева. Отнимали все ценности, какие только попадались под руку: деньги, украшения и т. п. Слышались выстрелы, вопли женщин и крики детей.

Патриотическая манифестация не оставалась на одном месте. С флагами, портретами царя и пением гимна она направилась дальше ко дворцу, где несмолкаемым криком «ура!» приветствовала наместника.

В Михайловскую больницу ночью было доставлено 38 трупов и 66 раненых».

«Русское слово», двадцатого:

«На улицах царит необыкновенное оживление обывателей. Спешно делают закупки, запасаясь главным образом провизией. Мяса уже нет, хлеб можно достать с трудом. Движение трамвая с пяти часов приостановилось. Началась всеобщая забастовка».

Требования самые насущные: освободить политических, упразднить военные патрули, вооружить народную милицию, запретить «общество патриотов» — сколоченные по петербургскому рецепту попом Филимоном Городцовым «черные сотни» погромщиков и убийц.

За Тифлисом вся Грузия. Замирают порты в Батуме и Поти. Покидают рудники добытчики марганца в Чиатурах. Железнодорожники узловой станции Михайлово разбирают пути у Сурамского туннеля. Прерывается связь Черноморья с Каспийским побережьем. Перепуганный наместник испрашивает разрешения объявить военное положение. Свистят казачьи нагайки, трещат залпы. Впереди события еще более кровавые.

В августовский тягостно душный день пять казачьих сотен окружают городскую думу. В зал заседаний, переполненный делегатами тифлисских заводов и Закавказской железной дороги, врываются полицейские. Приказ: «Немедленно разойтись!» Никто не двигается, да и бесполезно. Проходы уже забиты спешенными казаками. На делегатов наведены карабины. Стреляют в упор.

На грохот залпов к зданию думы сбегаются толпы горожан. Стрельба, рукопашные схватки. Около четырехсот человек убито, ранено, искалечено. «Лужи человеческой крови стояли на тротуарах до вечера», — пишет матери свидетельница расстрела писательница Леся Украинка.

В сущности, о том же — известный грузинский юрист, защитник на крупных политических процессах, Арчил Бебуришвили:

«Приехал я в Тифлис 29 августа. Дата памятна навсегда, так как в этот день устроена бойня в здании городской думы. Под неимоверно тяжким впечатлением мы в кругу товарищей обсуждаем случившееся, и здесь я впервые вижу Камо. Он страшно взволнован, мечется, негодует, требует немедленных героических действий.

В следующие дни он проявляет неутомимую деятельность: выясняет количество убитых и раненых, их личность, организовывает помощь нуждающимся в ней, укрывает тех, кому, по нашим представлениям, угрожает арест. Старшие товарищи отличают его как крупного подпольщика, конспиратора. Он налаживает где-то в пригороде начинку самодельных бомб, обучает рабочие дружины самообороны, доставляет нелегальную литературу, ведет типографию».