Камо

Алексея Максимовича навещает его давний тифлисский знакомый Н. Н. Флеров. Человек немолодой, утомленный испытаниями, отнюдь не восторженный. Сейчас он весьма неожиданно для Горького принимается горячо убеждать: «У нас, батенька, начинается социальная революция. Понимаете? Начинается и будет потому, что началось снизу, из почвы».

Доказательства ради эпизоды из жизни «одного удивительного революционера». Очень похоже на то, что Горький слышал от другого тифлисца, артиста грузинской драмы и руководителя боевой дружины Васо Арабидзе. Почти не сомневаясь в ответе, спрашивает: «Его зовут Камо? — Вы знаете? — Ага, только по рассказам…»

Флеров, по словам Алексея Максимовича, «крепко потер свой высокий лоб и седые кудри на лысоватом черепе, подумал и сказал, напомнив мне скептика и рационалиста, каким был он за тринадцать лет до этой встречи:

— Когда о человеке говорят много, — значит, это редкий человек и, может быть, та «одна ласточка», которая «не делает весны».

Но, отдав этой оговоркой дань прошлому, он подтвердил мне рассказы Арабидзе и, в свою очередь, рассказал:

В Баку на вокзале, куда Флеров пришел встречать знакомую, его сильно толкнул рабочий и сказал вполголоса:

— Пожалуйста, ругай меня!

Флеров понял, что надобно ругать, и пока он ругал, — рабочий, виновато сняв шапку, бормотал ему:

— Ты — Флеров, я тебя знаю За мной следят. Придет человек с повязанной щекой в клетчатом пальто, скажи ему: «Квартира провалилась, — засада». Возьми его себе. Понял?

Затем рабочий, надев шапку, сам дерзко крикнул:

— Довольно орать! Что ты? Я тебе ребро сломал?

Флеров засмеялся:

— Ловко сыграл? После я долго соображал: почему он не возбудил у меня никаких подозрений, и я так легко подчинился ему? Вероятно, меня поразило приказывающее выражение его лица; провокатор, шпион попросил бы, а не догадался приказать. Потом я встречал его еще раза два-три, а однажды он ночевал у меня, и мы долго беседовали… Он революционер по всем эмоциям, революционер непоколебимый, навсегда…»

6

На последних страницах оборванной автобиографии:

«В 1905 году я имел типографию в Сололаках[15], на Бебутовской улице. Как-то во время работы, после нескольких бессонных ночей, я вышел в другую комнату, чтобы принести бумагу. Вернулся — вижу, наборщик Павел Урушадзе заснул, положив руку на машину. Меня это очень обидело, я захлопнул машину и ущемил ему руку. Павел стал упрекать меня в злости. Я сказал ему, что, когда много дела, человек не спит, человек работает!»

Заказ совершенно неотложный. Деловая услуга недавно назначенному директору департамента полиции господину Лопухину. Перевод для кавказцев его секретного доклада комитету министров:

«Все оказалось негодным… с тех пор, как революционное движение настоящим образом проникло в народ… Ослабли пружины полицейских механизмов, недостаточны одни только военные силы. Надо разжигать национальную, расовую вражду, надо организовывать «черные сотни»… надо превращать борьбу полиции с кружками в борьбу одной части народа против другой части народа». А в империи Российской — от Тихого океана до Черного моря, от Памира до Варшавы и Балтики — пятьдесят семь процентов населения национальные меньшинства!..

На документе в правом верхнем углу двумя черными линейками отбито: «Составлен исключительно для высших государственных установлений». Камо этим нисколько не пренебрегает. Напротив, преисполнен уважения. По-хорошему завидует тому, кто сумел известить Ленина. Владимир Ильич тайно снятую копию доклада обнародовал в Женеве. В тысячах экземплярах. Со своим простым резюме: «Мы тоже стоим за гражданскую войну… да здравствует революция, да здравствует открытая народная война против царского правительства и его сторонников!»[16] Тем экземплярам, что предназначены для Кавказа, пути-дороги проторены большевиками через Балканы в черноморские порты Турции. Оттуда на фелюгах с апельсинами, табаком, кожами в Батум и Поти. Или из Швейцарии в Персию. Дальше с верблюжьими караванами в Баку, Эривань, Тифлис.

Так что, по рассуждению Камо, на его долю остается обидно мало. Позаботиться, чтобы сокровенные мысли директора департамента полиции принесли ему заслуженную славу. Только бы кавказцы узнали, а уж оценить по достоинству сумеют!

Крутая воля времени подстегивает, торопит.

В газетах политически благонадежных, обязательных в приемных присяжных поверенных, частнопрактикующих врачей, а также в клубе Французского общества и модных магазинах барона фон Кученбаха на Головинском проспекте и Воронцовской набережной, все чаще…

«Кавказ», пятого июня:

«Наместнику на Кавказе графу Воронцову-Дашкову высочайше предоставлены новые полномочия».

«Русское слово», девятого:

«В Тифлисе манифестация «Патриотического общества» священника Городцова из второй Миссионерской церкви. На балкон своего дворца вышел наместник граф Воронцов-Дашков, с ним супруга графиня Елизавета Андреевна, дочь графа Ирина Илларионовна и невестка графиня Ирина Васильевна».

«Русское слово», одиннадцатого:

«На заседании городской думы имели место повышенно эмоциональные речи господ гласных.