Читаем Камо полностью

В схожем положении молодой грузин Шаншиашвили. На допрос не требуют, домой не отпускают. Очень ему сочувствует этот самый Мкртыч. Забавляет парня всякими историями. Про то, другое. Про Надзаладеви тоже. Всплывает имя Камо[17]. Шаншиашвили видел его, издали на митинге.

— Молодой, как мы. Совсем мало пожил…

— Ты тоже слышал?

— Убит в Надзаладеви.

— Очень его жалеешь?..

Где-то в начале февраля Шаншиашвили все-таки вызывают на допрос. Отправляется в наилучшем настроении. Чего никак не скажешь о следователе. Ему, тонкому психологу, физиономисту, мастеру развязывать языки, такое оскорбительно пустое дело! Мыльный пузырь! Даже административной ссылки под гласный надзор полиции не выжмешь… Туземец хотел взять фаэтон, кричал: «Свободен, свободен?» Подвыпившему офицеру послышалось: «Свобода! Свобода!» Парня схватили… Агентурных разработок на него нет. Провизор Рухадзе доставил письменное поручительство, ученик в его аптеке. «Накричу и выгоню ко всем чертям!» — заключает следователь свое трудное рассуждение.

С каменным лицом следователь листает толстый том случайно подвернувшегося под руку «дела». Двигает ящиками стола. С бьющим через край притворством грозно восклицает:

— Вот! Вот она, ваша гибель, Шаншиашвили. Я держу в руке документ, полностью вас изобличающий. Сейчас же отвечайте, как близко вы знакомы с Камо?!

Эффект потрясающий. Шаншиашвили расплывается в улыбке.

— Как не знать кама! Обязательно знаю каму!

— Где вы его видели в последний раз? Ну говорите! — Следователь полон непритворного интереса.

— Всегда видел. Вы видели. Все видели, все кушали!

— Ты что себе позволяешь? Сгною! Повешу!

— Зачем повесишь? Кама — очень вкусная зелень, кушать надо. Укроп, укроп!

— Убирайся!

Конвоир уводит Шаншиашвили назад в камеру. Теперь ненадолго. Через несколько часов его снова вызовут: «Шаншиашвили, с вещами!» На выход, стало быть.

Впереди еще одна формальность. Прямо из Метех на волю не отпускают. Только после визита в полицейский участок, где человек постоянно прописан. От тюрьмы до участка обязательно сопровождает городовой. У него и паспорт, и вещи подопечного.

Шаншиашвили такая забота кажется обременительной. Слишком угрожающей его семейному благополучию. Упаси бог, знакомые или, что совсем непоправимо, родственники невесты увидят его в положении арестованного. Немедленно откажут от дома. Он умрет, не перенеся позора… Другое дело, если они поступят по взаимному уважению. Городовой с его паспортом поедет на трамвае, а ему позволит взять извозчика. В подтверждение высокого уважения некая сумма денег переходит в карман городового.

— Жду у входа в участок! — напоминает Шаншиашвили, подзывая фаэтонщика. Садится на мягкие подушки, машет рукой.

У дверей полицейского участка извозчик старательно протирает глаза. Ахи да охи! Средь бела дня пропал, исчез седок.

Много дней будут ломать голову лучшие жандармские умы Тифлиса: «Как долго ехал, где слез?» Единственно, до чего дознаются, что аптекарский ученик Шаншиашвили в полном здравии пребывает на старом месте в камере Метех. Вовсе не отлучался. Господин следователь также свидетельствует: такого Шаншиашвили он никогда не допрашивал. К нему приводили кого-то другого. Какой смешной пассаж! Положим, он никогда звезд не хватал, этот полковник Девилль…

…Время досказать, о чем шептались два парня в дальнем углу камеры. Неудачный жених Мкртыч Ионисянц решает открыться, сказать Шаншиашвили, кто он в действительности.

— Парень, не надо оплакивать Камо. Он жив. Он перед тобой.

— Правда? Ты Камо? Тебя не убили?

— Слушай дальше. Меня не помилуют, обязательно повесят за бой в Надзаладеви. Спасти меня можешь только ты. Дело очень простое. Здесь, в тюрьме, мы обменяемся одеждой. Меня в лицо тут не знают, а ты немногим моложе меня. Ты будешь Камо, а я Шаншиашвили. Я уйду вместо тебя. Случайно схваченных начинают освобождать… Только подумай хорошенько. Для тебя совсем небезопасно — накажут за помощь в побеге. Понимаешь, да?

— Пусть накажут… Я хочу стать революционером![18]В начале февраля надзиратель выкликает: «Шаншиашвили на допрос!..»

Не с этих ли дней Камо начинает думать: «Земля смеется, когда я по ней хожу, она радуется моей жизни!»?

8

Выбор падает на столовую Петербургского технологического института. С полного одобрения Надежды Константиновны Крупской.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза