Камо

С утра Эриванскую площадь обходит подтянутый, немногословный казачий офицер. Строго требует, чтобы фланирующие туда-сюда любители посудачить, поупражняться в острословии не сбивались в кучки, побыстрее проходили к караван-сараю. «Останавливаться запрещается… Военное положение!..» Утомившись, должно быть, офицер кличет на подмогу полицейских. «Очистить правую сторону площади!»

По природе своей, по всему образу мышления Камо не в состоянии допустить, чтобы просто так — по роковой случайности — оборвалась чья-то жизнь. Куда предпочтительнее, упреждая, отводя опасность, лишний раз подставить собственную голову.

Там же, в Тифлисе, только в другое время: через минуту или чуть побольше должна начаться боевая операция. Камо предстоит метнуть бомбу. Внезапно он замечает вблизи двух посторонних людей — кажется, сыщиков. Подходит. «Ну убирайтесь прочь, стрелять буду!» Красину кажется это не очень правдоподобным, он допытывается:

— Ну что же, ушли они? — спросил я.

— Конечно, убежали.

— А почему ты сказал им это?

— Что такое — «почему»? Надо было сказать — сказал.

— А все-таки почему? Жалко стало?

Он рассердился, покраснел:

— Ничего не жалко! Может быть, просто бедные люди. Какое им дело? Зачем тут гуляют? Я не один бросал бомбы; ранить, убить могли.

Его поведение в этом случае дополняется и, может быть, объясняется другим: где-то в Дидубе он выследил шпиона, схватил его, прижал к стенке и начал убеждать:

— Ты бедный человек? Зачем служишь против бедных людей? Тебе товарищи — богатые, да? Почему ты подлец? Хочешь — убью?

Итак, главный большевистский издатель Бонч-Бруевич благополучно расплачивается с кредиторами. Не забывает своих бакинских коллег — Алешу Джапаридзе, Иосифа Сталина, Степана Шаумяна. Им для большой нелегальной типографии и налаживания новой газеты «Бакинский пролетарий» весомая сумма — пятнадцать тысяч. Также мелкими купюрами. А неприятные пятисотенные…

На этот счет деловое предложение Камо Арчилу Бебуришвили:

— Арчил, генацвале, поедем за границу, возьмем с собой твою маленькую дочку… Не понимаешь зачем? Девочка маленькая, лежит в своей люльке. В люльку под пеленки-клеенки я кладу, что мне надо. Никакой жандарм не посмеет тронуть, как можно обижать грудного ребенка!.. В Париже мы останавливаемся в лучшем отеле, производим хорошее впечатление богатых путешественников. Сами занимаемся разменом денег — пятисотрублевок.

Ни малейшего восторга по поводу приглашения совершить вояж в Париж с крохотной дочкой Бебуришвили не выражает. Поддержки идея Камо не находит и на даче «Ваза». За границу по другой неотложной надобности отправляется Мартын Лядов, весьма надежный, многоопытный человек. Надежда Константиновна и жена Богданова — Наталья Богдановна зашивают пятисотрублевки в стеганый Жилет Лядова. После нескольких примерок, по общему мнению заказчика и мастериц, жилет «сидит очень- ловко». При таможенном осмотре действительно никаких осложнений.

А Камо остается на финском взморье. Июль, август. Должно быть, два самых счастливых месяца в его жизни. Безмятежные. Частые встречи с Владимиром Ильичем. Совместные дальние прогулки… Дар судьбы перед тем, как обрушить тяжелейшие муки. По укоренившимся человеческим понятиям вовсе непереносимые.

По всем расчетам, беды вообще не должно быть. Паспорт идеальный. Законнейшим путем полученный австрийским подданным страховым агентом Дмитрием Мирским у австро-венгерского консула в Тифлисе фон Фельтхейма. И поручение большевистского центра не из самых рискованных, наиболее желанное. Тогда, сразу после трагедии «Зоры», Камо поклялся, что они с Литвиновым все наверстают. Вновь добудут оружие, доставят в места, где оно больше всего требуется революционному подполью.

В первых числах сентября «компаньон» Камо по многим отчаянным делам Коте Цинцадзе пишет из Парижа в Женеву Миха Цхакая: «Камо был здесь два-три дня, отсюда выехал в Бельгию по каким-то конспиративным нуждам, дальше направится в Берлин. У бедняги сильно болит глаз, и, кажется, он у него пропадает совсем, так что он останется на некоторое время в Берлине для лечения».

Так и есть. На центральной берлинской Фридрихштрассе лицом к лицу с Камо сталкивается хорошо его знающий бакинский врач Г. Б. Сегал. «Камо был с Житомирским, которого он шутя представил как своего гувернера. Во время беседы в ресторане, куда мы зашли, гувернер Камо очень жаловался на порученного ему ученика, на его неосторожность и крайнюю беспечность…»

Беседа особенно не затягивается. Гувернер просит великодушно извинить, они рискуют опоздать к модному портному Ландсбергеру, Фридрихштрассе, дом 106. Его с таким трудом удалось уговорить принять срочный заказ… Ужасное упущение — в гардеробе Камо не оказалось вечернего костюма. Встречаясь с крупными негоциантами, необходимо блюсти этикет…