С этой же коробкой Камо с Николаевского вокзала переберется на Финляндский. Ну да, в поселок Куоккала!..
11
«— А знаете, Владимир Дмитриевич, мы расплатимся со всеми нашими кредиторами по «Впереду». Только нельзя ли сделать так, чтобы те, которым вы будете платить деньги, не очень бы расходовали их здесь, в Петербурге, — неожиданно сказал мне Красин, когда мы на открытой веранде пили с ним чай.
Я насторожился, — продолжает главный большевистский издатель В. Д. Бонч-Бруевич. — Он пристально посмотрел на меня. Я сразу догадался, что это те деньги, которые поступили в кассу большевиков от той лихой экспроприации, которая была произведена на Кавказе безумно храбрым и отчаянным Камо.
Это были те деньги, о которых так много и горячо спорили: брать ли их нам или не брать? Так как революция нуждалась в средствах, так как эти деньги были взяты не у каких-либо частных лиц, а были экспроприированы непосредственно у государства, то было решено ими воспользоваться для дела революции.
— Кому из ваших кредиторов нужно скорей всего отдать деньги?
Я сказал, что надо сейчас же расплатиться с Михаилом Ивановичем Левиным и А. П. Пушторским.
— Ну вот и прекрасно. Пушторскому передайте эти три тысячи рублей. — И он вынул мне из бокового кармана три ровно завязанные, заклеенные и заштемпелеванные, толстенькие пачки трехрублевок, которые я, так же как и он, отправил в боковой карман. А вот эти деньги — тысячу восемьсот рублей, отдайте Михаилу. Эти деньги не опасны, так как нам хорошо известно, что номера их не объявлены, только пятисотенные неприятны, так как номера их разосланы по всем кредитным учреждениям.
На другой день я был в Петербурге и вручил обоим товарищам деньги, полученные мною от нашего партийного «кассира».
Через несколько дней Красин также расплатился по всем счетам, которые я представил ему от типографий. Он вынимал аккуратно завязанные трешки, пятерки и десятки, но по преимуществу трешки, и эти деньги быстро разошлись по карманам обывателя, не причинив никому никакого вреда.
Так за те бедствия, которые нанесло нам самодержавное правительство, отчасти расплатилось оно собственными рублями, экспроприированными геройски смелыми нашими кавказскими товарищами».
По плану, возникшему в свое время при весьма близком участии Леонида Борисовича Красина, все так и эдак прикидывается, берется во внимание. Опасность с двух сторон. Обычная от властей, от разбушевавшейся реакции. И от «своих» — меньшевиков.
В апреле нынешнего девятьсот седьмого года на V — Лондонском — съезде РСДРП их лидер Мартов — вполне откровенно: «Мы предлагаем совершенно устранить из порядка дня пункт «О подготовке к восстанию», предложенный товарищами большевиками. Мы находим, что принципиально недопустимо, чтобы партия классовой борьбы пролетариата на своем съезде обсуждала такой вопрос…» Отсюда резолюция: «Какое бы то ни было участие в партизанских выступлениях и экспроприациях или содействие им воспрещается членам партии».
В повседневной действительности отказ от экспроприаций — брошенные на произвол политические заключенные, их бедствующие семьи, закрытие нелегальных типографий, прекращение издательской деятельности, абсолютная невозможность вооружать, обучать боевые дружины, рабочую самооборону. Самоуничтожение революционного подполья. Для Камо нечто совершенно чудовищное!
Неосторожного призыва поэта Акопа Акопяна: «Поостерегся бы ты, брат!» — предостаточно для бурной вспышки.
«— И ты? Ты рассуждаешь так же, как наши меньшевистские большевики!
— Как? Ты считаешь революцию нашего партийного съезда меньшевистским большевизмом? — неудачно обороняется поэт.
— Я смазываю маслом колесо революции. Ускоряю вращение колеса революции, я тороплю ее приближение.
Глаза Камо расширяются и сверкают от гнева», — заключает Акопян.
Камо бы сослаться на Энгельса. Еще в марте 1879 года он пишет о России: «Агенты правительства творят там невероятные жестокости. Против таких кровожадных зверей нужно защищаться как только возможно, с помощью пороха и пуль»[24]
. Вторично, шесть лет спустя: «Способ борьбы русских революционеров продиктован им вынужденными обстоятельствами, действиями самих их противников»[25].Марксисты, известно, принципиально отвергают террор. Но Карл Маркс вовсе не предавал анафеме террористические предприятия народовольцев. Будучи уверенным, что это «является специфически русским, исторически неизбежным способом действия, по поводу которого так же мало следует морализировать — за или против, как по поводу землетрясения на Хиосе»[26]
. По самой своей природе большевик не может, не станет держаться застаревших формул.Деньги нужны до зарезу на неотложные нужды революции. Добыть возможно единственным путем — наиболее логичным, самым справедливым — силой отнять у казны. По Энгельсу, с помощью пороха и пуль. Кому поручить, кто работник самый подходящий, решает большевистский центр.
За план боевой операции садятся Красин и Камо. С полного согласия Ленина…
Около десяти минут на свершение. Ни одного пострадавшего из посторонней публики. Ни одной жертвы среди участников.