Камо

На Солдатском базаре по случаю воскресного дня собралось особенно много народу. Но покупатели в тот день были необычные. Они подходили к лавкам, приценялись и, ничего не купив, отходили. Лишь в полдень торговцы поняли, что за «покупатели» собрались на базаре. Когда с арсенала грянул пушечный выстрел, над площадью раздалось:

— Да здравствует Первое мая! Долой самодержавие!

В ту же минуту полицейские с обнаженными шашками рванулись к знаменосцу… Засвистели казачьи нагайки, засверкали шашки. Рабочие отвечали камнями и палками. Схватка была отчаянная…»

Сила против силы. Впервые в тифлисском небе высоко над головами мастеровых, ремесленников, учащихся красное полотнище с кличем: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Знаменосец — тифлисский рабочий-железнодорожник тридцатишестилетний Аракел Окуашвили; при главном помощнике — девятнадцатилетнем, ликующем, себя вполне определившем Камо.

Три тысячи демонстрантов. В полный голос! «Да здравствует политическая свобода!.. Долой тиранию… Долой царское самодержавие!»

Князь Голицын — министру внутренних дел Российской империи:

«Произведенная рабочими большинства тифлисских заводов демонстрация 22 апреля 1901 года своим характером, совершенно чуждым частных интересов какого бы то ни было промышленного учреждения, вооруженным сопротивлением полиции и войскам и выброшенным демонстрантами красным флагом с призывными словами Коммунистического Манифеста и портретами Маркса, Лассаля и Энгельса вполне точно определила источник брожения рабочих».

Что верно, то верно. В новой прокламации Тифлисского комитета РСДРП:

«Рабочие, герои! 22 апреля вы приобрели сочувствие всего общества, всего народа. 22 апреля вы выросли не только в глазах Кавказа, но и всей России… Вашу храбрость прославляют все! Сила вашего духа приводит в изумление все общество. Ваша решимость поражает правительство!.. Да здравствуют тифлисские рабочие! Да здравствуют герои 22 апреля! Долой тиранию!»

И в ленинской «Искре»:

«С этого дня на Кавказе начинается открытое революционное движение».

И навечно определяется судьба горийского парня Симона Тер-Петросяна. С весны девятьсот первого года он в тесном сообществе единомышленников — член Российской социал-демократической рабочей партии.

Хозяйка конспиративной квартиры, где часто бывает Камо, старушка Айкануш улучает подходящий момент:

— Камо-джан, ты очень смелый, но совсем неосторожный, попадешь в беду. Горе матери и невесте!

— Майрик[8], опасность, как говорят в твоих дорийских горах, придет и уйдет. Сама знаешь, кто боится крутой каменистой тропы над пропастью, тот никогда не достигает перевала. Простор долин за горными кручами.

Разговор на той же квартире в поздние летние сумерки. Камо и высланный «к месту постоянного жительства за организацию беспорядков в Рижском политехническом институте» Степан Шаумян. Тогда, в Гори, на казни крестьян-побратимов, затиснутый в толпу, мальчик в темнозеленом мундирчике ученика реального училища внимания Камо не привлек. Теперь авторитет Шаумяна достаточно высок. И хотя в возрасте разница не велика — Степан старше на неполных четыре года, — Камо считает его весьма опытным и ученым революционером. С нескрываемым интересом посещает кружок пропагандистов Степана. Рад случаю поговорить без помех, с глазу на глаз.

— Степан, скажи, друг, сейчас, что мы должны делать?

— Нужно читать «Что делать?», — серьезно говорит Шаумян.

— Зачем смеешься — читать, делать?

— Нужно читать «Что делать?», — подтверждает Шаумян.

— Это я тебя спрашиваю, что делать? Мне что делать?! — раздражается Камо.

Степан спохватывается.

— Ты читал роман Чернышевского «Что делать?»?

— Нет.

— Обязательно прочти. Там ты найдешь ответы на многие вопросы и познакомишься с одной обаятельной женщиной, Верой Павловной. Ты влюбишься в нее и долгое время среди женщин твоего окружения невольно будешь искать ее.

Вскоре от общих знакомых Шаумян узнает, что Камо достал книгу.

— Ну как, читаешь, нравится?

— Очень! Прочел два раза.

— Как, обаятельна ли Вера Павловна?

— Да, наверное. Но лучше Рахметов, это как раз тот, кого я искал. Мужчина настоящий! Не знаю, как он со стороны ума, ты это знаешь лучше, но для воли, для революционного дела настоящий!

— Я так и знал, — подтвердил Шаумян, — хотя Вера Павловна действительно пленительный образ.

После этого Шаумян нет-нет называл Камо Рахметовым, а тот улыбался. Порой добавлял:

— Да, это сильный человек!

На долю Камо испытаний выпадет куда больше. Будут они несравненно мучительней, чем ночь Рахметова на войлоке с сотней «мелких гвоздей шляпками с-исподи, остриями вверх, они высовывались из войлока чуть не на полвершка». И много совсем одинакового. Как будто Чернышевский задался дать жизнеописание Камо.

Детство, родители: «Отец его был человеком деспотического характера и ультраконсерватор… Мать его, женщина довольно деликатная, страдала от тяжелого характера мужа».