Не знает Камо, что за много времени до его спора с любителями «больших дел» в далекой сибирской ссылке Владимир Ильпч Ульянов исчерпывающе определил самую насущную потребность: «чтобы вести систематическую борьбу против правительства, мы должны довести революционную организацию, дисциплину и конспиративную технику до высшей степени совершенства». Специализация на «технике» требует, «мы знаем это, гораздо большей выдержки, гораздо больше уменья сосредоточиться на скромной, невидной, черной работе, гораздо больше истинного героизма…»[11]
.Как у всякого наставника, у Камо есть особенно близкие сердцу воспитанники — веселый, сильный юноша Серго (при крещении ему в честь деда дали имя Григорий, Григорий Орджоникидзе, но родные и близкие, позднее и соученики — все зовут его Серго) и в противоположность ему стеснительная, хрупкая девушка Джаваира.
У Камо никаких сомнений — хорошо или плохо он поступает, так рано вовлекая сестру в нелегальную деятельность. Свято уверен, что забота о будущем Джаваиры требует указать ей единственно достойный путь. По его, Камо, понятию. В личных записях Джаваиры, также в официальных документах обозначен год ее вступления в РСДРП — 1904-й. Стало быть, в шестнадцать лет. Но еще до того. «В Тифлисе, в узком переулке, выше серных бань, для срочного изготовления прокламаций был установлен печатный станок. Камо работал, я помогала, — расскажет Джаваира. — После печатания готовые прокламации я переносила на конспиративные квартиры, а оттуда их распространяли по заводским районам.
Я переодевалась в татарское[12]
одеяние, покрывалась татарской чадрой, надевала на ноги коши, а под чадрой прятала прокламации. Для того чтобы искусно обмануть шпиков, Камо, обладавший большой наблюдательностью, придирчиво учил меня походке тюркской женщины и умению носить чадру».Занозистый юноша Серго — их знакомство с Камо началось со столкновения — двумя годами старше Джаваиры. Он и успел уже побольше. У себя в веселых горах Имеретии, где круглый год вскипают волной, звонко дробятся о камни студеные реки и играет пятнистая форель, Серго низверг… царя! Если не живого, то, во всяком случае, его портрет со стены двухклассного министерского училища. И растоптал. В знак протеста против исключения из училища крестьянского нищего мальчика Самуила Буачидзе, повинного только в том, что публично возразил попечителю Кавказского учебного округа.
С осени 1901 года осиротевший Серго в Тифлисе. Учится на казенный кошт в фельдшерском училище при Михайловской больнице, живет в пансионате. Довольно скоро обретает доступ в круг видных грузинских революционеров. Избран в общегородской нелегальный ученический центр.
С Камо они столкнулись в подпольной типографии, куда оба весьма часто наведывались. Камо в качестве уважаемого крупного заказчика. Серго в роли поскромнее — чтобы помочь выправить корректуру, повертеть колесо «американки» — печатной машины.
Камо всякий раз являлся в новом, совершенно отличном обличье. То он щеголеватый грузинский князь в тонкосуконной черкеске и дорогой каракулевой папахе, то почтовый чиновник в пенсне на черном шнурке, то подвыпивший кинто или фаэтонщик… Серго таращит глаза, вертится поблизости. Быть может, он еще какое-то время соблюдал бы запрет вступать в разговоры, тем более расспрашивать о занятиях и подлинных фамилиях. Довольствовался бы тем, что знал ни на что не похожее имя этого поразительного человека. Не кавказское, не русское — просто Камо. Есть такое грузинское слово «кама», так это то, что по-русски «укроп», «травка». Все так загадочно…
Прорвало, когда за прокламациями, заказанными Камо, пришла пожилая прачка с майдана, с большой корзиной белья. Лишь по голосу, если хорошо прислушаться, можно было узнать старого знакомого. Серго держался, не подавал виду, а прачка, явно потешаясь, предложила: «Кацо, иди ко мне в помощники!»
Тут же сработала имеретинская привычка подсыпать в разговор перцу. «Кому помогать, батоно Камо, князю или прачке?» — «Ты о другом позаботься, как бы с тобой чего не случилось с испугу! Мальчишка!»
У обоих появилось желание затеять рыцарский поединок. Первым опомнился более старший Камо — ему без малого двадцать один год, Серго около семнадцати. Протянутая рука немедленно горячо пожата. Долгие годы идти им вместе, быть друзьями, самыми близкими.
Пока оба вне подозрения у полиции. Несколько месяцев еще останутся на свободе. Для Серго неповторимая возможность перенять у Камо то, что не вполне исчерпывающе можно назвать: смелость, оригинальность, настойчивость, неистощимость.
Обучение мастерству больше практическое. И не без озорства. Вроде того что увесистая пачка прокламаций во время премьеры «Ромео и Джульетты» угодила в голову помощника главноначальствующего на Кавказе. Утром по городу достоверный слух: «В Казенном театре покушение на самого Фрезе… С галерки метнули бомбу!..» Для успокоения публики в газете «Кавказ» по всей форме опровержение властей. И, естественно, без огласки имен возмутителей спокойствия строжайший разнос от Тифлисского комитета эсдеков…