Читаем Камо полностью

Труднее всего ему давалась русская грамматика и правописание. Но чем неприступнее была крепость, тем ожесточеннее и упорнее наносил ей удары Камо. Иногда он бывал занят чем-либо одним, а губы его шептали совершенно другое. «Что ты шепчешь, Камо?» — спрашиваю. Он улыбается и отвечает: «Это я склоняю существительное» — или: «Спрягаю глагол». Если ему приходилось куда-нибудь идти, он брал с собой книгу и дорогой повторял урок, Помню, мы до поздней ночи засиживались с ним в его маленькой комнате на Великокняжеской[50] улице. Когда мне надоедали сухие предметы, я иногда пытался отвлечься и перевести разговор на какую-либо постороннюю тему. Вначале он вспыхивал и оживлялся, особенно если тема касалась текущей политики или воспоминаний о подпольной жизни, но через несколько минут останавливал меня и, улыбаясь, говорил: «Не растравляй раны. Давай бросим, такие разговоры серьезно отвлекут меня». И мы возвращались к грамматике или к задачнику Евтушевского.

Легче всего ему далась математика. Четыре действия арифметики мы прошли легко и быстро. Одновременно с дробями начали проходить геометрию, которую он полюбил больше остальных предметов. Доказывать теоремы стало любимым его занятием. В доказательства он вносил много оригинального и стремился избежать общеизвестных приемов.

Жил он в то время, как всегда, настоящим спартанцем: не курил совершенно, вина не пил, с женщинами не водился. Комната его была расположена на втором этаже над подъездом, в стороне от других комнат. Окна были открыты и днем и ночью. В комнате находились только самые необходимые предметы: стол, два или три стула и жесткая железная кровать. Вставал он задолго до восхода солнца. Занимался гимнастикой по системе Мюллера обливался холодной водой[51]

— только тогда брался за уроки. В середине лета мы прекратили занятия с тем, что он позовет на помощь кого-нибудь другого. Через некоторое время он действительно пригласил преподавателя, с которым позанимался полтора или два месяца. События нарастали с необычной быстротой. Фронт гражданской войны расширялся. И Камо еще раз окунулся в волны революции, мечтая утолить душившую его жажду деятельности».

Дело, как бы специально предназначенное для Камо. После падения Владикавказа в труднодоступных горах вместе с чрезвычайным комиссаром Юга России Серго Орджоникидзе осталось много раненых, обмороженных, больных тифом красноармейцев. Тех, кто выжил, надо успеть вывезти до нового наступления белых. У входа в ущелье Ассы главноначальствующий над Терско-Дагестанским краем генерал Ляхов сосредоточил пятнадцать тысяч отборных войск. Необходимо также доставить оружие, взрывчатку, партизанским формированиям Чечни, Ингушетии, Кабарды.

Камо действует крайне быстро. Его сестра Джаваира немедленно «выходит замуж», получает возможность совершить экзотическое свадебное путешествие. В качестве супруга — князь Чиковани, недавний блистательный командир Эриванского полка. Ангажирован за посильную для Кавказского подпольного крайкома цену.

«Мы с генералом Чиковани, — описывает Джаваира, — хорошо поколесили. Несколько вояжей предприняли в

горную Ингушетию, куда меня особенно влекло. Там было много застрявших товарищей. Вывезли вполне благополучно. В одну из поездок, к общей радости, встретили добрых приятелей князя: генералов Шкуро и Мамонтова. Я была представлена как молодая супруга.

Генералы весьма сожалели о том, что из-за нездоровья я не могу вместе с ними отправиться смотреть Казбек. Шкуро, целуя руку, попросил меня спрятать его портфель. «Княгиня, эти важные документы я смею доверить только вам!» После их ухода я открыла портфель, чтобы узнать, какие бумаги так дороги Шкуро. В портфеле находился оперативный план деникинской армии. Сейчас же я перерисовала этот план на пергаментную бумагу. Позднее попросила своего князя просмотреть и проверить, правильно ли обозначены масштабы. За услугу Чиковани попросил дополнительной платы. Пообещала… В заранее условленный день встретилась с Камо в Пасанаурах, приехав туда якобы на пикник. Передала ему проверенный Чиковани план. Нетрудно было заметить, что Камо обрадован. По привычке, для порядка, сказал грозно: «Если план не точен, убью тебя!»

К весне девятнадцатого года через Хевсурский перевал на Северный Кавказ доставлено достаточное количество оружия, патронов, динамита. Серго, с февраля обосновавшийся в зажатом с трех сторон снежными горами ауле Верхний Датых, спустился в долину. Всего в двадцати верстах от Владикавказа — в Галашкинском лесу — собрал почтенных стариков.

— Советская власть прислала вам оружие и деньги. Возьмите и защищайте свой народ. Командиров партизанских отрядов выберите сами. Я верю вам как себе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза