Камо

Свою миссию Камо считает законченной. Сдав спутников Сергею Кирову, втискивается в первый поезд на север. С поезда, по привычке называемого пассажирским, пересаживается в воинский эшелон. Из эшелона просто на паровоз.

Нетерпение переполняет Камо. И уж никак невозможно, добравшись до Москвы, согласиться с дежурным в бюро пропусков у Троицких ворот Кремля: «Придется подождать до утра. Сейчас поздно. Товарищ Ленин закончил прием посетителей». Впоследствии Камо сам расскажет друзьям-кавказцам: «Я очень просил позвонить, сказать Владимиру Ильичу, что приехал Камо. Дежурный — матрос-балтиец — тоже разволновался, вызвал по телефону секретаря Ленина и после небольшой паузы услышал голос самого Ильича: — Попросите ко мне товарища Камо сейчас же, немедленно!»

26

Ленин — Реввоенсовету республики:

«Я знаю одного товарища досконально, как человека совершенно исключительной преданности, отваги

и энергии (насчет взрывов и смелых налетов особенно).

Предлагаю:

(1) дать ему возможность поучиться командному делу (принять все меры для ускорения, особенно чтения лекций и проч.).

что можно сделать?

(2) поручить ему организовать особый отряд для взрывов etc. в тылу противника»[52].

Единственно, что Владимир Ильич начисто отклоняет, — это намерение Камо формировать свой отряд из опытных подпольных работников, коммунистов с дореволюционным стажем. «И не думайте — не дадим. На таких людях, как вы просите, работа в целых губерниях держится. По всем резонам надо бросить клич к партийной молодежи, детям рабочих».

Тут же решение. Первый предварительный отбор добровольцев за секретарем Московского городского комитета партии Владимиром Михайловичем Загорским. После с каждым беседует секретарь ЦК Елена Дмитриевна Стасова. Тех, кого она признает наиболее подходящими, знакомит с Камо. Запись добровольцев в количестве небольшом дозволяется и на Кремлевских пулеметных курсах.

С глазу на глаз в неприметном, скрытом в глубине сада флигельке при третьем Доме Советов или просто прогуливаясь в тихом переулке, Камо ошарашивает вопросами: «Говорил о вызове кому-нибудь?.. Пил ли когда-нибудь вино?.. Что такое любовь?.. Кем хотел бы стать?..»

Комсомолке Анне Литвейко:

— Безобразие! На кого ты похожа? Зачем подстриглась?

Анна, более всего уповающая на то, что ее боевой вид убедит командира отряда в пригодности для опасного дела, выпаливает:

— Все теперь ходят так!

Камо, загораясь:

— Кто ты, женщина или мужчина? Какая глупая мода!.. — Потом участливо: — Работа опасна. Почему дала согласие? Может, одумаешься? Не поздно еще отказаться.

— Я давно просилась на фронт. Считаю, что там мое место.

— Подумаешь, фронт! Фронт — это просто. Тут стреляют, там стреляют. Может, не попадут. А тут среди врагов надо жить. Уметь держаться, чтобы никто не понял, да еще вредить им… Запомни адрес, где меня найти. Записывать ничего нельзя!

Разговор с более старшим годами Романом Разиным-Аксеновым:

«Камо долго беседовал со мной о моей родословной, подробно расспрашивал о революционной деятельности в Октябрьские дни. Но когда он узнал, что единственным родственником у меня является мать, он многозначительно покачал головой:

— Ай-яй-яй, одна мать, бедная мать. Пожалей ее. Ведь ты не вернешься, будешь убит. Понимаешь?

— Ну не обязательно должны убить, — ответил я.

— Нет, обязательно. Ты сам себя убьешь.

Такая постановка вопроса, прямо скажу, меня очень озадачила, и я задумался: «Как же так — я себя должен убить? С какой стати? Зачем?» Мне это непонятно было. Камо, видимо, понял ход моих мыслей и продолжал:

— Понимаешь, нужно взорвать штаб. Привяжу тебе вот сюда, — он показал рукой на мой живот. — бомбу, пойдешь в штаб врага и взорвешься с ней. Страшно? А?

— Нет, — не подумав, сразу ответил я.

— Э-э-э, зачем неправду говоришь? Почему не страшно? Нет таких людей, которые смерти не боятся. Всем страшно, до последней секунды смерти страшно. Подумай лучше и мать пожалей.

Он выговорил это быстро, с ярко выраженным кавказским акцентом и усиленно жестикулировал обеими руками. Его протяжные «э-э-э!..», «понимаешь», «почему» и неправильное произношение многих русских слов едва удерживало меня от улыбки. Но когда я ему сказал, что я уже сутки думал, и что мне теперь все ясно, и я не остановлюсь ни перед какой опасностью в тылу врага, он сказал:

— А все-таки мать надо жалеть, подумай!»

Отбор закончен. В тихом флигеле весь отряд. Первый день на то, чтобы оглядеться, познакомиться. На второй — вовсе непредусмотренное Камо. Бунт. Возмущение против господских, почти что контрреволюционных замашек командира. «Вся страна на голодном пайке, а мы, как буржуи, объедаемся!» На завтрак — икра, сыр, каша с маслом, чай с сахаром. На обед два мясных блюда, кисель, хлеба сколько угодно. На ужин тушеное мясо, картофель, чай и белый хлеб. Возмутительно!

Камо сначала принял отправленную к нему делегацию, затем скомандовал общий сбор.