Канада

В голове его все перевернулось вверх дном. «Духовный срыв», так назвал это Артур. Он впал в уныние, поругался с родными, разговаривал, да и то от случая к случаю, только с сестрой, с Милдред, которая не лезла к нему с вопросами — в частности, и о том, как он добывает средства к существованию. Отчаявшись, Артур начал искать утешение в чем угодно и у кого угодно. А в Чикаго и на севере штата Нью-Йорк были люди, которые разделяли его, ставшие к тому времени еще более ожесточенными, антипрофсоюзные, антицерковные, изоляционистские взгляды. Себя они считали борцами за всеобщее право на труд и уже не один десяток лет резко конфликтовали с профсоюзами. Оставив Детройт, Артур перебрался в Элмайру, штат Нью-Йорк, поселился в семье таких борцов, работал на принадлежавшей им молочной ферме и понемногу восстанавливал душевное равновесие. Однако те фермеры и сами были людьми обозленными, их переполняли негодование и обиды на профсоюзы и правительство, поступавшие с ними несправедливо. Артур впитал их идеи и в скором времени начал разделять их негодование, потребность в мести и познакомился с немалым числом опасных замыслов и планов, в том числе с идеей заложить бомбу в детройтском Доме профсоюзов — не для того, чтобы убить кого-нибудь, но дабы подчеркнуть справедливость борьбы за право на труд.

Артур, в голове которого все ходило еще ходуном из-за невозможности вернуться в колледж, позволил убедить себя, что именно он должен заложить бомбу — в мусорный бак, стоявший за Домом профсоюзов. Чарли он сказал, что, если бы родители не отвернулись от него, он не докатился бы до положения кандидата в пациенты сумасшедшего дома. Скорее всего, Милдред помогла бы ему — она уже стала к тому времени медицинской сестрой. Увы, этого не случилось.

И Артур отправился в Детройт на взятой напрокат машине, везя в багажнике динамит, заложил бомбу в назначенное место, включил самодельный таймер и уехал. Однако перед самым взрывом — около десяти вечера — в здание вернулся за забытой им шляпой вице-президент профсоюза мистер Винсент. Как раз когда он выходил через заднюю дверь на улицу, бомба Артура и взорвалась, и мистер Винсент получил тяжелые ожоги. Спустя неделю он скончался.

Сразу же начались усердные поиски бомбиста, его хоть и не видел никто, но считалось, что он состоит в одной из воинствующих группировок, которые лезли из кожи вон, чтобы придушить американские профсоюзы.

Артур, узнав, что он убил человека, — чего делать вовсе не собирался — пришел в ужас; ужасала Артура еще и мысль о том, что его схватят и бросят в тюрьму. Предполагалось, что преступник жил где-то в Детройте, впрочем, на двадцатитрехлетнего Артура Ремлингера никакие подозрения не пали. Полиция, стоявшая на стороне профсоюзов, имя его, разумеется, знала, однако в ходе расследования оно ни разу упомянуто не было. Ко времени, когда поиски бомбиста набрали полную силу, он уже вернулся на ферму в Элмайре; от взглядов своих Артур публично не отрекся (этого так никогда и не случилось), но образумился в мере достаточной для того, чтобы понять: отныне он — объявленный в розыск преступник, окончательно загубивший свою жизнь.

Вариантов у него было два: либо явиться с повинной, взять на себя ответственность за содеянное и сесть в тюрьму, либо, как он сказал Чарли, убраться как можно дальше — благо в преступлении его не обвинили и даже не заподозрили — и постараться поверить, что никто его никогда не найдет и с ходом времени ему удастся сжиться с тем, что он натворил.

Чарли взглянул на меня — слушаю ли я. Я слушал затаив дыхание, даже гуся потрошить забыл, так потряс меня его рассказ. Чарли сунул в рот новую сигарету. Кровавое пятнышко в белке его левого глаза сместилось и, казалось, светилось и подрагивало. Губы накрашены не были — общаясь с охотниками, Чарли обходился без помады. Впрочем, на рябых щеках его различались румяна, смазавшиеся в окопчике, а на ресницах — черная тушь. Чарли был в черном переднике сварщика, забрызганном спереди кровью, она же покрывала кисти его рук и предплечья, а пахло от него гусиными потрохами. В общем, картина, которая огорошила бы всякого. В дверь ангара залетали и порхали вокруг нас жесткие снежинки. Они таяли в волосах Чарли, понемногу смывая черную краску. Мои же руки и щеки саднило и покалывало. Ветер уносил в высохшую траву и к вертушкам Чарли выщипанные нами гусиные перья. Появился белый пес миссис Гединс, сунул нос в коробку с потрохами, вылизал ее. Содержимое коробки мы каждый день сжигали в железной бочке из-под нефти, а лапки, крылья и головы Чарли разбрасывал на потребу койотам и сорокам, по которым ему очень нравилось стрелять.

Он приподнял густые брови, мясистый лоб его наморщился.