Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 гг.

Об этих сообщениях прессы Канарис ничего не знал, когда его вызвали на совещание в имперскую канцелярию. Присутствовали Гитлер, Геринг, Браухич, Кейтель, Рейхенау, Гальдер и еще ряд штабных офицеров. Обсуждалась проблема обеспечения беспрепятственного продвижения 6-й армии (командующий фон Рейхенау) в западном направлении. В этих целях предусматривалось с помощью предупредительных мер на голландской и бельгийской территориях взять под надежную охрану переправы через реку Маас. Поскольку в этих планах важная роль отводилась учебно-строительной роте «Бранденбург», к обсуждению привлекли и Канариса. Для него это была одна из редких возможностей непосредственно наблюдать Гитлера в момент подготовки военной операции, правда, на весьма узком отрезке будущего фронта.

На этом совещании, помимо переправ через Маас в Голландии, говорили и о преодолении бельгийских оборонительных укреплений. Эту задачу решили поставить уже не абверу, а военно-воздушным силам.

В начале совещания Гитлер пребывал в великолепном настроении, живо интересовался деталями различных военных хитростей и уловок, которые поочередно предлагались и всесторонне обсуждались. Наконец-то Канарис узнал, для какой цели понадобились голландские и бельгийские униформы. В них предполагалось одеть добровольцев из учебно-строительной роты, отобранных для осуществления «специальной операции»: перед самым выступлением армии Рейхенау они должны захватить важнейшие мосты через Маас и не допустить их разрушения голландцами и бельгийцами.

Канарису предложили доложить о мерах, принятых и намечаемых в этой связи абвером. Не успел он сообщить о приобретении через филиал абвера в Голландии затребованных образцов форменной одежды, как участник совещания генерал-майор Рейнхардт прервал его словами: «Об этом уже пишут все голландские и бельгийские газеты». Неожиданное открытие привело Гитлера в ярость, приподнятое настроение мгновенно улетучилось, и он стал вовсю бранить кретинов, которые своими бестолковыми действиями срывают его самые лучшие планы. Смущенные военачальники молчали, Кейтель побледнел. Только Канарис оставался невозмутимым; он спокойно ждал окончания первого приступа гнева, не желая возражениями и оправданиями подливать масла в огонь. И ему через короткое время удалось опять завладеть вниманием Гитлера, успокоить его и аргументированно доказать, что не случилось ничего непоправимого. Очень скоро раздражение Гитлера прошло, к нему вернулось прежнее хорошее настроение. Присутствовавшие генералы были буквально потрясены поразительной способностью Канариса укрощать даже самых строптивых.

На совещании 20 ноября никаких окончательных решений принято не было. Вновь и вновь запланированное наступление откладывалось. Но Канарис уже слишком глубоко проник в замыслы диктатора, чтобы обрести душевный покой. Всю зиму он активно участвовал в разработке различных проектов государственного переворота, которые, однако, так и не были реализованы из-за упомянутых выше объективных трудностей и нерешительности генералов.

Не давало Канарису покоя и предстоящее использование добровольцев учебно-строительной роты. Он ломал голову над тем, как следует оценивать подобные приемы – переодевание собственных военнослужащих в военную форму противника – с правовой и нравственной точек зрения. Разумеется, предстоящая на этот раз операция коренным образом отличалась от так называемого мероприятия «Гиммлер». В данном случае речь шла об открытых военных действиях, а вовсе не о подлой провокации. И тем не менее сомнения терзали Канариса. Во-первых, это означало послать группу солдат на дело, связанное с громадным риском, ибо, попади они в руки противника одетыми в чужую военную форму, их наверняка расстреляют как шпионов. Правда, речь шла о добровольцах, отлично представляющих возможность такого исхода. Оставался еще вопрос: насколько подобные операции соответствуют нормам международного права и общепризнанным правилам ведения войны? Как помнил Канарис, если какой-нибудь военный корабль бороздил морские просторы под чужим флагом, то это не считалось нарушением международных правил ведения войны на море. Однако, согласно установившемуся обычаю, этот корабль, прежде чем открыть огонь, должен был поднять свой собственный флаг. Выделенные для захвата маасских мостов команды не обязательно должны были стрелять, ведь им поручалось не атаковать, а лишь помешать противнику совершить конкретные оборонительные действия. И кроме того, у солдат на суше нет флага, который они могли бы вывесить. Впрочем, операцию намечалось провести ночью, когда, как хорошо известно, все кошки, флаги и униформы серы.