Также совершенно точно установлено, что Остер непосредственно перед наступлением немецких войск в западном направлении известил Заса об уготованной нейтральной Голландии участи. Зас еще успел 9 мая связаться по телефону со своим ведомством в Гааге и передать едва завуалированным текстом, что «хирург решил провести операцию на следующий день в четыре часа утра». В Гааге посчитали необходимым еще раз спросить Заса, насколько надежен источник, сообщивший о намечавшейся операции. Эти телефонные переговоры были подслушаны сотрудниками «Научно-исследовательского института» Геринга и стали поводом для широкого расследования с целью выявления лица, виновного в утечке важной информации, ибо упоминание мифического «хирурга» не могло никого ввести в заблуждение. В абвере, куда на следующий день из «Научно-исследовательского института» поступило письменное извещение о состоявшемся телефонном разговоре между Гаагой и голландской дипломатической миссией в Берлине, по крайней мере, и Пикенброк, и Бюркнер догадались о причастности Остера к данному эпизоду: они ведь знали о его дружбе с Засом. Однако оба своими предположениями ни с кем не поделились. Однако, когда сотрудник 3-го отдела абвера на частной вечеринке услышал реплику работника дипломатического представительства одного из нейтральных государств, которая указывала на Остера как на предполагаемого автора упомянутого предостережения, ситуация для того стала угрожающей. Канарис, которому доложили о случившемся, тотчас же понял степень опасности, нависшей над его доверенным помощником. И адмирал, хотя и не одобряя поступка Остера, все же решил его защитить. Канарис заверил руководителя группы, проводившей расследование, что это он распорядился распустить ложный слух, желая сбить противника с толку. Тем самым он воспрепятствовал дальнейшему разбирательству, предпринятому контрразведывательным отделом абвера.
Как это ни удивительно, но гестапо, судя по всему, или ничего не знало о предупреждении голландцам, или же сочло подозрения в отношении Остера необоснованными. И кроме того, гестапо шло в тот момент по другому следу. В первых числах 1940 г. «Научно-исследовательскому институту» удалось перехватить и расшифровать радиодепешу бельгийского посланника при Ватикане своему правительству; в ней говорилось о том, что недавно приехавший в Рим немец располагает информацией – по мнению дипломата, вполне достоверной – о предстоящем в ближайшее время наступлении германских войск на западе с нарушением нейтралитета Бельгии и Голландии. После этого, по личному указанию Гиммлера, гестапо, приступив к широкомасштабной проверке всех обстоятельств дела в самом Риме, выявило всех лиц, пересекавших в тот период германскую границу в сторону Италии. Однако усилия гестапо ни к чему не привели. Абвер, со своей стороны, тоже активно занимался этим эпизодом. Вместе с тем оба эти ведомства действовали порознь из-за глубокого взаимного недоверия. Группа 3-Е (3-й отдел абвера), руководимая полковником Роледером, добилась известных результатов, но о них, по понятным причинам, не узнали ни СД, ни Гейдрих. Один агент, чье имя и фамилия остались неизвестными, доложил из Рима, что все указывает на доктора Йозефа Мюллера как на источник предупреждения о готовящемся немецком наступлении. Как оказалось, он в самом деле по поручению Бека в конце апреля сообщил партнерам по переговорам о планируемом Гитлером выступлении в ближайшие 8—10 дней. Бек опасался, что, если не предуведомить противную сторону, то она вряд ли станет потом, в случае внезапного нападения, делать различия между «Германией цивилизованной» и гитлеровским режимом. И тогда любые усилия со стороны оппозиции по достижению мира будут восприниматься как притворное стремление СД к налаживанию контактов с англичанами перед нападением на Венло. Настаивая на предостережении нейтральных Бельгии и Голландии, Бек принимал во внимание огромный вред, причиненный Германии нарушением бельгийского нейтрального статуса в 1914 г. Для нашего исследования, однако, важна в первую очередь реакция Канариса на сообщение Роледера, которая свидетельствует о беспримерной отваге и присутствии духа. Расследование случая предательства в Риме он поручил… доктору Мюллеру. Как удалось ему установить, точная дата начала войны, которую он сам не знал и не мог назвать своему собеседнику, задолго до нападения стала известна от ближайшего окружения Риббентропа итальянскому министру иностранных дел Чиано и приближенным короля Италии; вот из этих-то кругов секретные сведения вполне могли попасть в распоряжение бельгийского посланника в Ватикане. Составленный Мюллером доклад Канарис объявил исчерпывающим и приказал Роледеру уволить римского агента. Таким образом, с этим делом было пока покончено. Гестапо тоже прекратило копать дальше, видимо не желая компрометировать Риббентропа. Тогда он еще не был в ссоре с Гиммлером.