Читаем Каннские хроники. 2006–2016 полностью

Л. Карахан

. А по-моему, я еще недостаточно расширительно истолковал картину Канте и готов исправить эту недоработку. Я вспоминаю четырехчасовой кинофолиант Содерберга «Че», который призван восславить и канонизировать, пожалуй, главного кумира левого сознания – Эрнесто Че Гевару. Одна только видимость документализма. Дель Торо играет своего героя как памятник, блуждающий по лесам сначала Кубы, а потом Боливии, и наиболее очевидное чувство, которое испытывает леворадикальный герой, – ненависть к Америке как к оплоту глобализма. Но чем меньше в этом монументальном повествовании говорится о человеческой типологии героя, почему-то годами живущего в неустроенности и безлюдье (мы даже толком не знаем, как у этого крутого мужика обстоит с женщинами – не монах же он), тем с большей очевидностью напрашивается аналогия. Ведь такой же ненавидящий глобализм и Америку нелюдим ходит и сейчас где-то по горам и лесам, и зовут этого человека бен Ладен. И что с ним делать левой идеологии, воспевающей Че Гевару? Неизвестно. Тупик. За что боролись, на то и напоролись – время «че».

Д. Дондурей

. Только в Америке этого не говори.

Е. Гусятинский

. Лев очень здорово концептуализировал эти фильмы – «Класс» и «Че». Но настороженность у меня вызывает не эта интерпретация, интересная, глубокая и фундированная, а само намерение подвести под них какую бы то ни было идеологию. Мне кажется, всем своим естеством эти картины – каждая по-своему – как раз таки сопротивляются и идеологии, и попыткам их идеологизировать. В этом эстетическом сопротивлении, уклонении от интерпретаций и заключается их «левая идея». Сам язык этих фильмов всячески стремится увернуться, увильнуть от того, чтобы на них повесили ярлык, поставили им диагноз. Совсем не новость, что сегодня любая большая идеология – будь это идеология контркультуры или идеология метафор, о кризисе которых мы тут говорили, – уже является товаром, объектом потребления, чем-то застывшим и дидактическим, неизбежно навязывающим соответствующие художественные формы. А Содерберг и Канте хотят уйти от всех этих штампов. И вообще отказываются что-либо формулировать и артикулировать, чтобы не порождать новые стереотипы.

Что делает Содерберг? C точки зрения классического байопика его «Че» – чистая мистификация, часы впустую потраченного времени. Из этого фильма вы ничего не узнаете о Че Геваре – что им двигало, какие у него были мысли, что он чувствовал. Там нет ни действия, ни интриги, ни саспенса, ни внятного повествования. Сплошные обрывки, фрагменты, дыры в повествовании. Картинка обескровленная, абсолютно стерильная, отстраненная.

Никакого авторского комментария. Не фильм, а материал вместо фильма. Никаких эффектов и манков для вовлечения публики, полная незаинтересованность как по отношению к зрителю, так и по отношению к герою. Скука и отчуждение по всем фронтам – и это в картине про одного из самых мифологических героев XX века, персонажа масскультуры, а не только иконы левого движения! Все усилия Содерберга как раз и направлены на то, чтобы не делать из кубинского революционера культа, но не демифологизировать его и не создать антимиф, а вообще уйти от какой-либо мифологии-идеологии, освободиться от них и, грубо говоря, освободить от них Че Гевару, который уже давно стал штампованной фигурой и поп-символом. И действительно, из имени Че Гевара он оставляет только «частицу» «че», которая в аргентинском испанском является междометием. То есть сводит легендарного революционера фактически к чистой абстракции. Убирает имя, фамилию и биографию. На месте Че тут мог бы быть кто угодно – хоть Пиночет, хоть Уго Чавес. Ничего бы не изменилось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
100 великих зарубежных фильмов
100 великих зарубежных фильмов

Днём рождения кино принято считать 28 декабря 1895 года, когда на бульваре Капуцинок в Париже состоялся первый публичный сеанс «движущихся картин», снятых братьями Люмьер. Уже в первые месяцы 1896 года люмьеровские фильмы увидели жители крупнейших городов Западной Европы и России. Кино, это «чудо XX века», оказало огромное и несомненное влияние на культурную жизнь многих стран и народов мира.Самые выдающиеся художественно-игровые фильмы, о которых рассказывает эта книга, представляют всё многообразие зарубежного киноискусства. Среди них каждый из отечественных любителей кино может найти знакомые и полюбившиеся картины. Отдельные произведения кинематографистов США и Франции, Италии и Индии, Мексики и Японии, Германии и Швеции, Польши и Великобритании знают и помнят уже несколько поколений зрителей нашей страны.Достаточно вспомнить хотя бы ленты «Унесённые ветром», «Фанфан-Тюльпан», «Римские каникулы», «Хиросима, любовь моя», «Крёстный отец», «Звёздные войны», «Однажды в Америке», «Титаник»…Ныне такие фильмы по праву именуются культовыми.

Игорь Анатольевич Мусский

Кино / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии
Анатомия страсти. Сериал, спасающий жизни. История создания самой продолжительной медицинской драмы на телевидении
Анатомия страсти. Сериал, спасающий жизни. История создания самой продолжительной медицинской драмы на телевидении

«Анатомия страсти» – самая длинная медицинская драма на ТВ. Сериал идет с 2005 года и продолжает бить рекорды популярности! Миллионы зрителей по всему миру вот уже 17 лет наблюдают за доктором Мередит Грей и искренне переживают за нее. Станет ли она настоящим хирургом? Что ждет их с Шепардом? Вернется ли Кристина? Кто из героев погибнет, а кто выживет? И каждая новая серия рождает все больше и больше вопросов. Создательница сериала Шонда Раймс прошла тяжелый путь от начинающего амбициозного сценариста до одной из самых влиятельных женщин Голливуда. И каждый раз она придумывает для своих героев очередные испытания, и весь мир, затаив дыхание, ждет новый сезон.Сериал говорит нам, хирурги – простые люди, которые влюбляются и теряют, устают на работе и совершают ошибки, как и все мы. А эта книга расскажет об актерах и других членах съемочной группы, без которых не было бы «Анатомии страсти». Это настоящий пропуск за кулисы любимого сериала. Это возможность услышать историю культового шоу из первых уст – настоящий подарок для всех поклонников!

Линетт Райс

Кино / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Публичное одиночество
Публичное одиночество

Что думает о любви и жизни главный режиссер страны? Как относится мэтр кинематографа к власти и демократии? Обижается ли, когда его называют барином? И почему всемирная слава всегда приводит к глобальному одиночеству?..Все, что делает Никита Михалков, вызывает самый пристальный интерес публики. О его творчестве спорят, им восхищаются, ему подражают… Однако, как почти каждого большого художника, его не всегда понимают и принимают современники.Не случайно свою книгу Никита Сергеевич назвал «Публичное одиночество» и поделился в ней своими размышлениями о самых разных творческих, культурных и жизненных вопросах: о вере, власти, женщинах, ксенофобии, монархии, великих актерах и многом-многом другом…«Это не воспоминания, написанные годы спустя, которых так много сегодня и в которых любые прошлые события и лица могут быть освещены и представлены в «нужном свете». Это документированная хроника того, что было мною сказано ранее, и того, что я говорю сейчас.Это жестокий эксперимент, но я иду на него сознательно. Что сказано – сказано, что сделано – сделано».По «гамбургскому счету» подошел к своей книге автор. Ну а что из этого получилось – судить вам, дорогие читатели!

Никита Сергеевич Михалков

Кино