Канун трагедии: Сталин и международный кризис. Сентябрь 1939 — июнь 1941 года

Самым интересным в речи главы советского внешнеполитического ведомства была ее тональность в отношении Германии. От прежней антифашистской риторики уже не осталось и следа. Говорилось о большом вкладе подписанного договора в укрепление мира, о его значении для развития дружественных отношений между двумя крупнейшими странами Европы.

Известно, что в советской политической системе Верховному Совету отводилась декоративная и чисто представительская роль; никакого реального значения для выработки внутри- и внешнеполитического курса он не имел. Поэтому и его созыв 31 августа был чисто формальным актом, хотя некоторые основные тенденции можно было проследить и в заседаниях Верховного Совета.

1 сентября немецкие войска, используя надуманный предлог, вторглись на польскую территорию. На следующий день правительства Англии и Франции, ссылаясь на соглашение о гарантиях Польше, объявили Германии войну. Произошло то, что ожидали в Москве. Теперь советским лидерам предстояло определить линию поведения на близкую и более длительную перспективу. И фактически уже с 3 сентября начались практические шаги Советского Союза в соответствии с положением, которое сложилось в результате договора с Германией и начала войны между Англией и Францией, с одной стороны, и Германией — с другой.

Мы отметили в качестве отправной даты 3 сентября, потому что, по некоторым данным, именно в этот день состоялось заседание Политбюро, на котором обсуждалась возникшая ситуация; судя по дальнейшим действиям, на этом заседании были даны инструкции различным ведомствам — Наркомату иностранных дел, Наркомату обороны, многим местным органам власти.

Но прежде чем говорить о первых шагах советского правительства, остановимся на некоторых общих проблемах, с которыми столкнулись руководители Советского Союза. В Москве должны были прежде всего определить, в каком направлении будут развиваться советско-германские отношения. Договор от 23 августа давал на этот счет общие ориентиры. Но после стольких лет антифашистской линии, которая пронизывала и политико-дипломатическую и идеологическую сферы, предстояло выработать новый курс в отношении Германии. Это касалось условий реализации советско-германского соглашения о кредитах и торговле, подписанного также в августе 1939 г. Однако главное было связано с политическими и идеологическими вопросами; необходимо было установить пределы и лимиты контактов с Германией, их направленность, сферы приложения и возможные результаты и последствия.

В качестве новых партнеров советских руководителей выступали лидеры нацистского режима, осуждаемые в мире за их фашистские эксперименты, которых советская пропаганда клеймила в течение многих лет. Следовало учитывать и то, что связи с Германией развивались не в вакууме, а во взаимодействии с другими странами в совершенно иной международной ситуации. Понимая планы и намерения Берлина, в Москве отдавали себе отчет в том, что Германия начала действовать и соответственно требовала от Москвы быстрых решений.

В этом общем раскладе особое место принадлежало идеологической сфере. В принципе перед советскими руководителями было несколько возможных путей действия. Можно было ограничить отношения в политической и экономической областях, не распространяя их на военную и идеологическую сферы. Сталин и его окружение не могли не понимать, что в условиях начавшейся войны во всем мире будут прежде всего интересоваться, какую позицию займет Советский Союз — станет ли он военным или политическим союзником Германии либо сохранит нейтралитет. Москва должна была решить для себя этот кардинальный вопрос. При этом важно установить, что в советских планах было выражением истинных намерений, а что могло быть использовано для внешнего камуфляжа, для предъявления бывшим партнерам по летним переговорам и всей мировой общественности. Иными словами, речь шла о том, как в действительности предполагали строить советские лидеры отношения с Германией и что рассчитывали оставить в тайне от всего мира.

Следующий большой вопрос касался взаимоотношений с Англией и Францией. После многолетнего недоверия к лидерам в Лондоне и в Париже, особенно в связи с Мюнхенским соглашением и длительными переговорами летом 1939 г., теперь в Москве должны были решить, продолжать ли контакты с этими странами или прервать их. Здесь присутствовал и публичный аспект (информация в прессе, официальные заявления и т. п.) и возможные «закрытые контакты». Все это, несомненно, обсуждалось в Кремле, и необходимо было разработать конкретный план действий.