Капитан

— Нет! — глухо бросил Конде. — Если бы и мы могли сказать вслед за ним: король умер!

Гиз вновь склонился над распростертым на полу телом. Рука молодого герцога, словно повинуясь инстинкту, метнулась к поясу, за которым что-то поблескивало… Но в этот миг граф Овернский открыл глаза.

«Поздно!» — мрачно подумал Конде.

Гиз отпрянул; в следующую секунду граф уже стоял на ногах.

— Господа, — пробормотал несчастный отец, — простите мне мою слабость… эта мука невыносима!

— Вполне естественно, — отозвался Гиз. — У вас такая прелестная дочь!

— Она была бы лучшим украшением вашего двора, сир! — добавил Конде.

— Нет у меня больше двора и не называйте меня сиром! — произнес герцог Ангулемский. — Пока я не найду ее… пока не схвачу мерзавца, посмевшего оставить свое имя на этом листке бумаги… Пока этого не случится, я ни на что не способен… я просто труп!

Он умолк, ибо его душили рыдания. «Стало быть, подписание договора откладывается», — подумал Конде.

Гиз, со своей стороны, размышлял:

«Я замешкался на какую-то секунду… возможно, это мгновение будет стоить мне короны!»

— Итак, наше соглашение мы подпишем позже, — продолжал граф Овернский. — Господа, невзирая на смертельный риск, я немедленно отправляюсь в Париж… я обшарю улицу за улицей, дом за домом, но этот Капестан умрет от моей руки… Я найду дочь!

Через десять минут герцог де Гиз и принц Конде, пустив лошадей в галоп, исчезли в ночи…

Глава 2

Тем временем шевалье де Капестан ворочался на своей скверной кровати в «Сороке-воровке». Воспользовавшись суматохой, возникшей при разъезде таинственных гостей, он проскользнул к себе. Разгоряченное воображение не давало ему уснуть. Юноша бормотал:

— Король умер… да здравствует король! Значит, они приговорили к смерти маленького короля! Они убьют его! Что же делать? Разоблачить заговорщиков? Чтобы я превратился в доносчика! Но как же остановить этого графа Овернского… О, я ненавижу его всей душой! Как же помешать ему расправиться с бедным малышом… с королем…

Но тут Капестана наконец сморил сон. Усталость взяла свое…

Однако уже через четыре или пять часов шевалье был на ногах. Осмотрев раны, полученные накануне, он пришел к выводу, что ни одна из них не помешает ему сесть на лошадь.

Затем он облачился в костюм, который раздобыл столь удивительным способом, и позвал хозяйку, а та, увидев его в великолепном наряде, даже вскрикнула от изумления.

— Похоже, вы удивлены, — промолвил шевалье. — Я объясню вам все в двух словах. Этой ночью ко мне являлась белая дама… она оказалась феей: едва дотронулась до меня своей волшебной палочкой, как я совершенно преобразился. Сколько с меня причитается? — добавил он, небрежно доставая из кармана горсть пистолей.

— Монсеньор, — пролепетала хозяйка, — умоляю простить меня за вчерашний прием. Но как мне было догадаться?.. Возможно, монсеньор окажет нам честь и пробудет у нас несколько дней? В округе нет постоялого двора лучше этого. Спросите у любого, кто такая Николетта, владелица «Сороки-воровки»…

— Имя сладкое и душистое, постоялый двор выше всяких похвал… но мне пора ехать, дражайшая мадам Николетта! — с обезоруживающей улыбкой заявил Капестан.

— Как? — переполошилась женщина. — Вы не отведаете жареных пескарей, только вчера выловленных из Сены? Таких вам больше нигде не подадут!

— Вы меня соблазнили! — вскричал, смеясь, шевалье. При виде встревоженной физиономии госпожи Николетты он мгновенно забыл все обиды. — Жареные пескари — это моя слабость… — со вздохом признался юноша.

Поняв, что прощена, госпожа Николетта присела в глубочайшем реверансе, а затем со всех ног кинулась на кухню. Вскоре шевалье уже сидел за столом в большом зале, поглощая превосходнейшую жареную рыбу и запивая ее сомюрским вином.

После всего того, что с ним случилось, Капестан яснее, чем когда-либо, сознавал: ему необходимо как можно скорее заручиться поддержкой всемогущего покровителя, которым должен стать для него Кончино Кончини, маршал д'Анкр. Но мысли шевалье постоянно возвращались к белой даме и Карлу Ангулемскому. Молодой человек догадывался, что между этими людьми существует какая-то таинственная связь. Но что их может объединять?! От «Карла X» и других заговорщиков юноша естественным образом переходил, логически рассуждая, к Людовику XIII, а от короля — к тому незнакомому сеньору, который пытался похитить девушку.

И тогда он вновь начинал думать о ней:

«Кто эта девушка? Как она красива! Увижу ли я ее хоть когда-нибудь? Но зачем мне ее видеть? Она, конечно, из такой знатной семьи, что мне на нее и глаз поднять нельзя. Надо поскорее забыть о ней…»

Около девяти часов утра Капестан, вскочив на Фан-Лэра, неторопливо двинулся в сторону Парижа. Шевалье с наслаждением вдыхал свежий утренний воздух, напоенный ароматами цветов и трав; юноша не замечал, что за ним на некотором расстоянии следует другой всадник. А тот сверлил спину Капестана злобным взглядом. Это был Ринальдо, правая рука Кончино Кончини!

— Езжай, — шептал Ринальдо, — езжай, дьявол, теперь ты от меня не уйдешь. О, какая сладкая месть нас ожидает!