Увы, мне не дано было знать, каково это иметь маму в юном возрасте, когда она нужна, как воздух. Все девичьи этапы, все сомнения и трудности я была вынуждена преодолевать в одиночку. И много позже мне пришлось самой строить модель материнства для дочери-подростка, разрабатывать свои границы на основе научных теорий тала, изучать опыт женщин в семье Глеба, анализировать их ошибки. И вот настал тот момент, когда все сомнения в собственных решениях развеяны, как дым. Мне удалось не окунуть ее в свою тревожность, удалось не сорваться в пропасть дружбы с собственной взрослеющей дочерью, я осталась для нее настоящей мамой – той, кто стоит за спиной и вовремя подхватывает. Незыблемая опора, не меняющая роли от случая к случаю. Та, кто безусловно доверяет, кто безусловно любит, кто поделится опытом, но не навяжет его.
— Мама… — всхипывала Эйлла, рыдая у меня на груди. — Мама…
Я удерживала ее, гладила по волосам, спине, целовала в макушку и чуть покачивалась из стороны в сторону, как когда-то давно, когда упрямая девчонка сидела у меня на коленях и категорически не желала засыпать.
Осторожно, ненавязчиво, шаг за шагом, я довела ее до кровати и усадила на матрас.
— Много он понимает, — прошептала я на грани слышимости, спровоцировав надрывный душераздирающий стон и новую волну рыданий.
— Он хороший, — кое-как удалось выговорить Птичке через минуту. Только поди поверь в «хороший», когда дочь слезами заливается.
Я вздохнула и вновь, теперь уже сидя, начала раскачиваться из стороны в сторону и напевать старую, как мир, колыбельную о могучем Кюн, что хранит Эоруум, и стойкой Кара, что заботится о Эолуум, о холодной Вселенной, чья мудрость породила саму Жизнь, и маленьких детях, чья искренность помогает рождаться Истине.
Минут через десять рыдания сошли на нет, остались лишь одиночные прерывистые всхлипы, и малышка решилась на свой первый вопрос.
— Я ему противна, да? — Никакого здравого смысла, одно лишь наивное самобичевание.
Я вздохнула. Расти ей еще и расти.
— Думаю, нет.
Она приподняла голову и с надеждой взглянула на меня.
— Правда?
Я взяла ее за плечи, посадила ровно, а после аккуратно пальцами стерла остатки влаги с опухших покрасневших глаз.
— Расскажешь по порядку?
— Папа рассердится, — Эйлла вновь поникла.
Я чуть наклонилась и заглянула ей в глаза, вынуждая таким нехитрым образом распрямить спину и хоть немного поверить в свои силы.
— Папа тебя обожает, если на кого и рассердится, то точно не на тебя.
В теплых, как летняя ночь, глазах зажглось недоверие. Улыбка у меня получилась непроизвольно.
— Точно тебе говорю! Я папу твоего дольше знаю.
Эйлла хихикнула, как когда-то в детстве, но тут же смутилась, словно радость – это нечто недостойное. Весь уной ей перемешал чертов медик! Птичка сейчас ведь оправдываться начнет, стыдиться собственных чувств!
— Я не нарочно, — она немного нервным жестом убрала с лица волосы и откинула их назад. — В смысле… С эмоциями не нарочно, но вот с такими…
Эйлла запнулась, смутилась и вдруг перескочила на русский.
— Я всякое такое нарочно делала. Хотела, чтобы стало понятно, что я женщина.
Пришлось приложить усилия, чтобы не засмеяться. Юный, уставший от боли, разум интерпретирует мое веселье как насмешку, а я испытала злорадство. Эолуум не оставила мою дочь! Пустоголовый медик мучается не меньше, и сейчас я услышу этому подтверждение.
— И я сначала думала, ему нравится, — насупилась Иска. — Он так смотрел, прям очень смотрел, у меня даже внутри все замирало, как он смотрел, и… И вот. А потом вдруг стал злой. Все время злится на меня и обижается, и я не понимаю! Я один раз перестала, а он опять так посмотрел, что я подумала, что не ошиблась, но я тоже ошиблась.
Да, такую информативность выдержит только русский. На тала придется формулировать почетче.
— И потом еще один раз я хотела проверить, чтоб совсем! — расхрабрилась моя малышка, почувствовав, наконец, терапевтическое удовлетворение от этой беседы. — И я тут в рубашке без белья к нему ночью вышла.
— На обзорную площадку? — догадалась я. Тим любил ночами созерцать космос за чашкой чая.
— Почти в самом начале экспедиции. Притворилась, что тоже этот его невкусный чай пью, а он рассердился и ушел. И ничего не сказал. Просто ушел. Я не очень привлекательная, да? Для мужчин.
Отличный вывод! В духе самобичевания.
— Для мужчины, — поправила я ее. — Ты ведь говоришь про одного. Быть может, тебе всего лишь нужно побеседовать с ним открыто наедине? Задай ему свой вопрос. И выслушай ответ.
— Он рассердится и уйдет.
— Попроси о диалоге, и он останется.
— Я боюсь его ответа. Знаю, каким будет.
Как я и говорила, Эйлле потребуется все ее мужество.
— Нет, не знаешь. Мы не можем знать точно, что живет в мыслях иного тала. Никогда.
— Поэтому надо пойти и спросить, — закончила за меня Иска со вздохом. — Я поняла.
С тихим недовольным рыком она упала спиной на кровать и раскинула руки в стороны.
— Папа в тебя сразу влюбился и даже поцелуй попросил.