Капитан Виноградов

— Да ерунда! Не так уж… — ефрейтор Сидоров, на правах старослужащего, особо не церемонился. — За полчаса-час управимся, если вместе. Дружненько так.

Бурный кивнул, подумав, что все-таки это очень неплохо — быть офицером:

— Оставь одного бойца в кузове, на шухере. Остальных — забирай!

— Есть… товарищ лейтенант.

Взводный свесился в люк:

— Эй, в коробочке! Ты здесь сиди, смотри в оба. А вы двое — вперед, на субботник… Мужские игры на свежем воздухе.

Дождавшись, когда личный состав отправится по назначению, лейтенант закурил.

— Будешь?

— Нет, у меня папиросы.

— Как знаешь… — Бурный с удовольствием отправил бы местного бородача вперед, с солдатами, но потом решил не связываться. — Скоро совсем ни хрена не увидим! Эй, курортник, заснул?

— Никак нет! — отозвался откуда-то из чрева БТРа оставленный на посту солдат.

— Посвети-ка им — скоро?

Мощный луч фары выхватил ломаным эллипсом кусок пространства: полдюжины фигурок, в две цепочки передающих друг другу камни, поверхность трассы, уже расчищенная для проезда…

— Как дела?

Одна из фигур обернулась, прикрывая глаза от пронзительного света:

— Нор-рмально! Даем стране угля — мелкого, но много.

— Может, подменить кого? — Ясно, что Бурный имел в виду не себя, а тех, кто сейчас вместе с ним «прикрывал» горы.

— Да нет. — Прапорщик уже адаптировался к почти театральному освещению и убрал от лица исцарапанную руку. — Дело к концу, кажется.

— С вами бы быстрее управились, товарищ лейтенант! — не удержался наглый Сидоров. Он как раз отпихнул от себя пудовый обломок скалы и теперь наслаждался паузой. — И насчет местного нашего друга — тоже…

Офицер приготовился было матюгнуться, но в этот момент на трассу обрушился грохочущий шквал огня.

Первыми, как плохие актеры на залитой светом сцене, попадали те, кто разбирал осыпь, — они были слишком удобными мишенями для тех, кто выжимал сейчас смерть из спусковых крючков. И солдаты, и прапорщик погибли мгновенно — только везучий Сидоров дернулся было к сложенным в кучу автоматам, сделав в этой жизни на два шага больше своих товарищей… но и его дородное тело прошила длинная злая очередь.

Харкнул гранатомет, прошив беззащитный почти бок бронетранспортера. Взрыв распотрошил внутренности боевой машины, смешав их с останками не успевшего ничего понять мотострелка. Тот же взрыв сбросил на землю с брони безжизненное уже тело лейтенанта Бурного — с двумя пулями в голове и одной под сердцем.

Офицер упал рядом с переводчиком и тот, прежде чем погибнуть, успел наполовину опустошить магазин своего автомата — туда, вверх, навстречу беспощадным огненным стрелам.

Дольше всех продержался тот, остававшийся в кузове грузовика, — пули рвали со всех сторон грязный брезент, осыпали стекла кабины, уродуя металл… А он все поливал из пулемета обступившую со всех сторон темноту, пока не ткнулся окровавленным лбом в приклад.

Некоторое время было тихо.

Потом зашуршали камешки под множеством ног и к мертвому, беззащитному уже каравану спустились люди.

Сноровисто, закинув за спину не успевшее еще остыть оружие, они выгрузили и унесли куда-то мешки, ящики и пестро оклеенные коробки из «камаза», молчаливо сокрушаясь по поводу мокрых кровавых пятен и пулевых отверстий в материи и картоне.

Кто-то собрал бесхозные теперь автоматы, кто-то опустошил пистолетные кобуры — лейтенанта и прапорщика…

Нападавшие исчезли так же стремительно, как появились — в никуда и из ниоткуда.

Только один остался — черный, носатый, он молча опустился на корточки между задранных к небу рифленых колес тлеющего БТРа. Замер, спокойный и равнодушный, как горы. Прикрыл глаза… Слился с камнями.

— Эй, ты где?

— Здесь.

Все-таки он первым заметил подошедших.

— Ну? — Их было двое, явно не местные. Первый — постарше и покрупнее, блондин. Второй — худощавый, с усиками на умном лице городского парня. Вооружены. Одеты почти по-армейски, как, впрочем, одеваются теперь в горах все.

— Смотри! — носатый протянул серую книжечку, упакованную в целлофан.

— Удостоверение личности… — прочитал блондин. Говор у него был среднерусский, невыразительный. — Бурный Леонид Федорович. Лейтенант… Добро!

— Где он? — поинтересовался молодой.

Горец качнул бородой.

— Этот? — равнодушная рука перевернула покойника на спину.

— Точно — он, — сверившись с фотографией кивнул блондин, хотя чем он руководствовался, делая заключение, понять было сложно — все-таки две пули в голову, вместо лба кровавая каша…

— Отлично! Значит, теперь дело остается за… Ого?

Со стороны осыпи послышался короткий, но явственный стон.

— Ну-ка…

Тот, что постарше, тренированно проскользнул по открытому пространству и оказался на самом краю осыпи.

Снова стон — уже сильнее, отчетливей.

— A-а, вон ты где!

Каменная ложбинка была совсем крохотной, и трудно понималось, как в ней умещается дородное тело ефрейтора.

— Живой?

Сидоров открыл глаза, почти осмысленно выделил: русская речь, короткий и светлый ежик под камуфлированной «афганкой»… Шевельнул губами.

— Что, братан?

— Ребята… свои… А наших всех… Врача бы…

— Очень жаль! — покачал головой появившийся рядом, тот, что помоложе. Вопросительно глянул на командира.