Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора

В отделе разведки армейского Генерального штаба в группе переводчиков английских газет и радиопередач наблюдалось полное безначалие, как и в других учреждениях в Итигая. Офицеры митинговали, когда внезапно распахнулась дверь и ворвался Оядомари с пылающим взором. На поясе у него висел парадный меч и двуручный меч дайто. Обычно в штабе не было принято носить парадный меч, так как он был громоздкий и задевал за стулья и косяки дверей.

Оядомари выхватил свой меч и заорал на переводчиков: «Эй вы, проклятые пораженцы!» Взгляды всех обратились на него, и все разговоры разом прекратились.

Потрясая длинным искривленным клинком, он указал им на людей в комнате и прокричал: «Вы виновны в том, что мы потерпели поражение! Все это время вы говорили, что мы проиграем! Теперь это случилось. Вы счастливы? Ну? Вы довольны собой? Ну?»

Один из офицеров, лейтенант Садао Отакэ, обратился ко всем: «Не двигайтесь и не говорите ничего, иначе нам всем конец». Острый как бритва кончик меча медленно описал круг, угрожая каждому по очереди. Оядомари провел мечом на расстоянии дюйма от носа каждого офицера, продолжая свою тираду.

Слезы текли по щекам полковника, в то время как он изливал в гневных словах свою горечь в присутствии этих неподвижных целей. Правые относились к переводчикам с крайним подозрением. Многие из них были нисэй (имевшие родителей японцев, но родившиеся вне Японии), которые вернулись в Японию по той или иной причине и стали работать в отделе, применяя на практике свои знания иностранных языков. Они не были под подозрением, пока не началась война. Тогда стали появляться их переводы донесений противника об одержанных им победах и других подобного рода материалов, и шовинисты, имевшие доступ к информации или слухам, базировавшихся на них, начали сомневаться в верности офицеров.

Оядомари, приехавший с Окинавы, был одним из страстных патриотов, и военный разгром после потери его родного острова ему было уже не перенести. «Вы, проклятые собаки! — продолжал он, отступая к двери. — Вы уже заслуживаете смерти хотя бы за то, что ввели нас в заблуждение…» Он вложил с силой меч в ножны, а переводчики продолжали стоять, замерев на месте. «Вперед! Слава — в нашем поражении, вы, предатели!» — вскричал он и выбежал, спотыкаясь, из комнаты.

Основной задачей кабинета Судзуки в тот безумный день 14 августа было подготовить послание будущим поколениям — императорский указ, который положит конец Тихоокеанской войне. Это было нелегким делом, как понял Сакомидзу, потому что он должен был быть написан на официальном языке камбун,

одном из письменных языков средневековой Японии. Он служил тем же целям, что и латынь на Западе. На нем писались обращения к современным японцам и одновременно заявления, которым было предназначено остаться в веках; это был язык, неподвластный времени.

Секретарь кабинета, как нам известно, работал над указом с того дня 10 августа, когда император принял свое решение. С помощью Кихары из «Ниппон таймс» и Такэды из министерства по делам Восточной Азии был подготовлен черновой вариант. Сакомидзу знал камбун, но вследствие значимости послания он намеренно поручил проверить готовый вариант двум известным ученым — профессорам Каваде и Ясуоке. По их предложениям были внесены необходимые изменения и добавлены отдельные фразы.

Сакомидзу передал копии текста министрам, и теперь все занимались его языком, терминологией и даже ритмикой послания.

Первое серьезное замечание прозвучало, когда военный министр Анами прочел фразу «военное положение ухудшается с каждым днем». Она должна быть убрана, настаивал он. Это было оскорблением сражавшихся за Японию солдат и ничего не говорило об их упорном сопротивлении и наступательных действиях на китайских фронтах и на островах Тихого океана. Нет, он против подобных фраз.

Ёнаи высказал противоположную точку зрения: «Нам не следует менять эту часть текста. Я категорически против вашего предложения!»

Секретарь кабинета предложил внести небольшое изменение при поддержке других министров. Текст был исправлен (что выглядело фальшивым в окончательном варианте указа) таким образом: «Военная ситуация не всегда складывалась в пользу Японии». Анами одобрил это выражение. Ёнаи резко возражал. Однако премьер-министр, опасаясь, что Анами может подать в отставку и обрушить весь карточный домик, поддержал военного министра и согласился с двусмысленной фразой.

И вот барон Судзуки, держа в своих слабых старческих руках плод своей четырехмесячной премьерской деятельности, снова ехал во дворец. Сразу же принятый императором в его библиотеке, Судзуки вложил в руки его величества это поистине приводящее в трепет заявление. Девять часов назад император отдал распоряжение о его подготовке, а теперь он читал его и находил в нем свои слова и выражения. Ему понравилось, что в документе подчеркивался его интерес достичь мира и избежать взаимных упреков. Его основным посылом было желание добиться мира для всех будущих поколений, для Японии и всего мира.