Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора

Ощущая небывалую усталость и тщетность всех усилий, Анами прошел в свой кабинет, отвечая кивком на приветствия тех, кто встречался ему на пути. Министр словно в забытьи прошелся по своему кабинету, просмотрел содержимое ящиков рабочего стола, вызвал полковника Арао и спросил его, где генерал Ёсидзуми.

Арао объяснил, что Ёсидзуми уехал на ночь к своей семье в Тибу недалеко от Токио, что генерал не спал в последние пять дней. Анами предложил Арао сигару. Затем несколько «молодых тигров» собрались в приемной министра. Они не были прежними. Они сильно изменились. Их переполняло недоумение. «Как такое могло произойти?»

Вместо открытого возмущения и гневного обличения произошедшего, вместо клятв не допустить заключения мира, озадаченные офицеры только обменивались репликами, выражая различные точки зрения. Одни заявляли Анами, что теперь им ничего не остается, как покончить жизнь самоубийством; другие призывали уйти в горы и следовать тактике выжженной земли. Оставались и те, кто был полон прежнего энтузиазма и намеревался расправиться с пацифистами-предателями. Но уже ни у кого не было надежды на победу.

Анами был слишком взволнован, чтобы долго говорить. Но все же он не преминул заметить: «Эта война проиграна. Предоставьте все остальное мне». Его мрачное настроение и слова отрезвили всех присутствовавших, и они покинули кабинет. Военный министр собрал свои вещи, включая короткий церемониальный меч в ножнах из полированного вишневого дерева, и вышел из здания. По-прежнему вздымались вверх над пожарищами огромные языки пламени, когда он в штабной машине отправился в свою официальную резиденцию в Миякэдзаке.

Императору не терпелось записать свой указ, чтобы потом его могли проверить технические специалисты и подготовить его для радиопередачи на следующий день в полдень. Но когда он уже собирался поехать в специально отведенное для этого административное помещение в здании министерства императорского двора, завыли сирены воздушной тревоги, отчаянно предупреждая о приближении Тэки-сан («господин враг»). Существовало незыблемое правило, что император не должен рисковать; он не имеет права покидать бомбоубежище, пока не прозвучит сигнал отбоя воздушной тревоги.

Хирохито терпеливо ждал целый час, но все-таки не выдержал и обратился к камергеру Ириэ и настоял, чтобы его отвезли в министерство императорского двора. Он верил, что чем раньше он запишет свое обращение, тем скорее закончатся страдания его народа.

Поэтому Ириэ велел подать к главному входу во дворец машину, и император медленно поехал в кромешной тьме по территории дворцового комплекса к громоздкому зданию министерства двора. Было 11:25 ночи. Хирохито был в военной форме. Он поднялся на третий этаж и вошел в административное помещение, торопясь скорее приступить к делу.

Микрофон был укреплен на стойке, установленной перед двумя вышитыми экранами. У окна стояли в ряд министр информации Симомура, министр императорского двора Исивата и пять камергеров. В соседней комнате находилось радиозаписывающее оборудование; там уже ждали восемь сотрудников Эн-эйч-кей и три работника из Информационного бюро.

Хирохито спросил, есть ли необходимость в пробной записи. Один из камергеров и инженер быстро обсудили этот вопрос. Все согласились с тем, что голос камергера Тоды очень похож на голос императора, и его попросили прочитать несколько строк из газеты, чтобы окончательно удостовериться в этом.

Затем, когда аппаратура была настроена, император взял в руки указ и зачитал поистине беспрецедентное послание своим подданным. Его голос был высоким, напряженным и немного дрожал. Постепенно, по мере чтения, тембр голоса менялся, он стал звучать мягко и расслабленно. Все было закончено примерно за пять минут.

«Все прошло нормально?» — поинтересовался император. Инженеры посовещались, и Нагамото положительно оценил техническую сторону записи, однако отдельные слова звучали нечетко. Голос императора немного дрожал, но было бы неучтиво сказать это так прямо божеству. Хирохито обратился к Симомуре: «Мой голос звучал слишком низко, поэтому давайте попробуем еще раз». Его крайне беспокоила интонация.

Вторая запись прошла гладко. Но когда ее закончили, император обнаружил, что он сделал оговорку в одном месте, и поэтому он попросил записать все заново. В третий раз все, казалось, прошло нормально. Нагатомо засвидетельствовал, что запись была удовлетворительной. В то время как запись подходила к концу, В-29 сбросили зажигательные бомбы на Такасаки, город в 63 милях к северо-западу от Токио.

С помощью двух звукозаписывающих машин для каждой сделанной записи был изготовлен оригинал и копия. После третьей записи император сел в машину и уехал, не став дожидаться прослушивания диска А последней по времени записи. Нагатомо оценил качество записи как очень низкое и решил, что диск В будет использоваться для целей воспроизведения, а оригинал А — для радиопередачи.

Было 12:05 ночи 15 августа, когда император вернулся на своем черном лимузине во дворец.