Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора

В отличие от конституционных монархий в демократиях Запада, после 20-х годов премьер-министр обычно не являлся главой политической партии, представлявшей большинство в парламенте. Он был тем человеком, который в глазах императорских советников был наиболее способен противостоять оппозиционным силам. Премьер назначал министров, представлявших интересы разных фракций.

Кабинет министров принимал важные решения и представлял их императору на подпись перед официальным их оглашением. Другие важные решения, связанные с войной в Маньчжурии и Китае и с приграничными инцидентами в Сибири, принимали военные; они получали одобрение правительства задним числом, а затем — санкцию императора. Император не мог отменить их или высказать свое возражение. Он вправе был задать вопрос, по которому советники давали объяснение, но никаких изменений в решение он внести не мог. Его функцией было только слушать и одобрять, но ни в коем случае не критиковать, что-либо изменять или пользоваться правом вето.

Например, Хирохито в 1941 году не был намерен воевать с Америкой. Но он ничего не мог предпринять против тех политиков, которые затевали войну. На ключевой Императорской конференции 6 сентября 1941 года, когда было принято официальное решение о начале войны с США, император, конечно, присутствовал и молчаливо наблюдал за ее работой. Это было привычным делом. Но в этот раз император неожиданно заговорил. Он развернул лист бумаги и прочитал краткий стих, написанный его дедом императором Мэйдзи:

Взглянув на мир,

Словно на своих родных братьев,

Как я могу допустить, что его спокойствие

Будет так необдуманно нарушено?

«Эти слова запали мне в душу, — сказал император. — Это чувствует мое сердце, и мой дед выразил в этом стихе свою великую любовь к миру».

Милитаристы могли прийти к выводу, что император не одобрял войну. Остальной мир мог только гадать, было ли это самым сильным протестом, на который император и система были способны. Хотя военные посчитали эти слова упреком в свой адрес, едва ли они могли заставить их задуматься.

Многие люди верят, что их жизни — это их ожившие фантазии; и многие живут этими фантазиями на протяжении всей своей жизни. Некоторые выбирают свои фантазии, другие вынуждены их принимать, а есть и такие, кто уже рожден с ними. Хирохито принадлежал к последним, и у него были одни из самых парадоксальных фантазий.

Поскольку император был главой «государства-семьи» и все японцы (кроме людей натурализовавшихся) были ему родственниками по крови, то понятно, почему такие лозунги, как «император и народ — единое целое», воспринимались народом с искренней и глубокой верой. В течение веков каждый японец твердо знал свое место в общественной иерархии; считалось, что так было и так будет. И император был путеводной звездой, которая вела каждого японца и которой он поклонялся. Три взаимосвязанных фактора сформировали японский характер: это непоколебимая верность императорской системе правления, твердое убеждение в своей миссии на земле и вера в то, что их данные свыше человеческие качества не имеют себе равных.

В Японии синтоизм был объявлен государственной религией, верховным жрецом которой стал император. Он играл центральную роль в обрядах, которые проходили раз в полгода в храме Ясукуни, где обитали обожествленные души павших героев.

Так как император был одновременно самым главным божеством в пантеоне синтоизма и верховным главнокомандующим вооруженных сил, приказы Хирохито военные воспринимали как священное писание, и они придавали их действиям моральную силу крестового похода. Его императорский указ об объявлении войны в 1941 году имел для японцев то же значение, что и призыв папы Урбана II в 1095 году освободить Гроб Господень от неверных. Трудиться, жертвовать собой и умереть за императора было высочайшей доблестью для японских граждан.

Военные всячески поддерживали идею величия императора и божественности власти и требовали от каждого гражданина объединения в борьбе и беспрекословного выполнения долга перед его величеством. Но те же самые военные не видели в своих словах никакого лицемерия, когда они игнорировали пожелания императора.

Когда намерения императора совпадали с их собственными планами, военные были довольны и выполняли все намеченные цели. Когда же его желания вступали в противоречие теперь уже с их намерениями, военные утверждали, что он был введен в заблуждение лжесоветниками, которые должны быть удалены от трона, и продолжали следовать своим планам.

Его величество был подобен яркому, красочному листу клена, поднятому на гребень осеннего потока. На него были обращены все взоры, но он был не в силах повлиять на направление несшего его течения.