Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора

Ныне на календаре было 10 августа 1945 года; четыре года назад на территории того же самого дворца, но только в здании на поверхности земли, прошла Императорская конференция, принявшая решение о начале войны. Только один из прошлых участников присутствовал на нынешней конференции. И это был, по иронии судьбы, Хирохито, который был единственным тогда, кто выступил против войны. Даже здание, в котором в 1941 году проходила конференция, не сохранилось, оно полностью сгорело в мае 1945-го.

Итак, врховный главнокомандующий вооруженных сил, всемогущий Божественный правитель, чье малейшее желание должно было исполняться беспрекословно, не мог быть уверен — судя по прошлому опыту, — что в этот критический момент национальной истории к его словам прислушаются. На двадцатом году правления его мнение продолжало носить рекомендательный характер. Приказывать он не мог. Согласно традиции и конституции, государственные решения могло принимать только правительство. Но ключ к миру находился в руках военных.

Теперь с темно-синего небосвода лился чистый мерцающий свет почти полной луны. По счастью, в эту ночь не было авианалетов. Император мог обозревать едва ли не весь город со стен своего дворца.

Возможно, в эту минуту он вспомнил о своем древнем предке императоре Нинтоку. Однажды Нинтоку поднялся на башню и обозрел свою страну. В каком бы направлении он ни устремил взгляд, нигде над домами его подданных не поднимался дым из очага. Старый император понял, что его народ настолько беден, что не может позволить себе приготовить даже чашку риса. И он повелел отменить на три года все общественные работы. Однако его собственное процветание зависело от результатов подобного труда, и поэтому в скором времени его дворец обветшал и сам он обеднел. Однако Нинтоку было достаточно того, что «народ стал зажиточным, страна превозносила добродетели императора, а дым очага был густым».

Конечно, в какую бы сторону ни посмотрел Хирохито в эту прозрачную летнюю ночь, повсюду были видны только руины и бедность.

В начальные дни существования японского государства, когда умирал принц, было принято хоронить вместе с ним живыми всех его слуг. От этой практики отказались, когда некий умный человек предложил более цивилизованный обычай — ставить керамические скульптуры на вершинах могил-курганов с останками древнеяпонских императоров и аристократов, называемые ханива.

В августе 1945 года было невозможно умилостивить адское пламя сбрасываемых на города бомб с помощью глиняных скульптур. Требовалось незамедлительно, как можно скорее, принять решение. И теперь решение было представлено на рассмотрение правившему монарху.

Глава 9. Воля божества

В два часа ночи 10 августа 1945 года генералитет был поражен просьбой премьер-министра Судзуки, обращенной к императору, открыто высказать свое мнение. Все присутствовавшие в убежище, за исключением трех человек — Того, Судзуки и императора, были удивлены таким смелым предложением. Эти трое спланировали все это заранее, и Сакомидзу знал, что будет обращение к его величеству. Они осознавали, что это было последней отчаянной попыткой, и от нее зависели жизни миллионов людей, судьба императорской семьи и народа Ямато, а также будущее Дальнего Востока и мира в течение грядущих десятилетий, а возможно, и века.

Хирохито сидел неподвижно во время длительного обсуждения, на нем был мундир главнокомандующего вооруженными силами, руки в белых перчатках лежали на коленях. На его лице не отражалось никаких эмоций, оно было бесстрастным, как маска театра но,

однако никогда прежде он не следил с таким напряженным вниманием за проходившими дебатами. Хотя внутренне он сильно переживал, ни одно его человеческое чувство не проявлялось внешне, но подавлялось силой воли. Все участники конференции, собравшиеся в помещении, способном вызвать клаустрофобию, не имели никакого сомнения в том, что были задействованы все имевшиеся в арсенале возможности для поддержания облика императора-бога.

Хирохито наклонился вперед, оперся на подлокотники своего кресла и встал. Если кто-то из присутствовавших думал, что он удовлетворится исполнением своей рутинной роли и не пожелает высказаться открыто из-за влияния традиции, чувства страха и нерешительности, то он недооценивал своего императора. Он говорил медленно, однако ни в малейшей степени не проявляя нерешительности, так, как он привык обращаться к тысячной толпе на площади перед Императорским дворцом. Теперь он обращался с душевной мукой всего лишь к нескольким своим министрам.

«Я выскажу свое мнение», — обратился он к ним с металлической ноткой в высоком голосе. Его аудитория буквально затаила дыхание, ожидая, что он скажет.

«Я согласен с мнением министра иностранных дел». Военный министр генерал Анами вздрогнул, как будто получил смертельный удар. Выражение лица Умэдзу не изменилось ни на йоту. «Я так объясняю свое решение».

Слова император произносил отрывочно, словно в агонии, фразу за фразой, которые разделялись неконтролируемой паузой. Хирохито говорил предельно искренне.