Койсо объяснял это так: «Я был убежден, что падение Сайпана означало наше поражение в войне. Так обстояли дела; мне представлялось, что не было никого — если только он знал о тяжелой ситуации в стране, — кто бы верил, что Япония все еще может победить в войне. Откровенно говоря, такая безнадежная ситуация могла бы побудить любого здравомыслящего человека выступить против мандата императора управлять правительством. Однако в Японии, когда кто-либо получал лично мандат от императора, то это решение было окончательным и бесповоротным, и такой человек, будучи верноподданным, уже не мог следовать здравому смыслу. Теперь, когда я слышу высказывания императора (особенно такие, как „приложить дальнейшие усилия для достижения главной цели в Великой восточноазиатской войне“, „соблюдать осторожность и не раздражать Советский Союз“), мне кажется, что изменить уже ничего невозможно, и я испытываю глубокий ужас».
А что сказать о мирной инициативе? Койсо полагал, что если правительство решится на нее, то «оно будет вынуждено капитулировать, приняв самые жесткие условия, и это может привести к открытому народному возмущению, потому что люди, уверенные в том, что страна идет к победе, просто сильно возмутятся таким миротворческим шагом». Кроме того, Сайпан пал.
Теперь он решил: «Если нам предстоит еще одна битва, вложим в нее все свои силы, чтобы добиться победы. Давайте будем говорить о мире только после нашей победы, и тогда условия мира будут более благоприятными и легкими для нас».
19 августа 1944 года премьер-министр Койсо убедил Высший совет по руководству войной пересмотреть и выработать новый политический курс по отношению к войне. Несмотря на катастрофическое ослабление морального духа Японии, риторика ее была все такой же воинственной, как и во времена наибольших успехов. У всех были твердая решимость продолжать войну до победного конца. Но мелким шрифтом в документе было упоминание об отправке опытного дипломата в Советский Союз, с целью ведения переговоров с Советами с неопределенной целью.
Премьер Койсо, считавший войну проигранной, столкнулся с воинственными намерениями Высшего совета по руководству войной и Верховного командования.
До его сведения было доведено, что в Генштабе планируют провести решающее сражение на Филиппинах с целью «нанести смертельный удар по врагу, несмотря ни на какие жертвы». Когда 20 октября началась высадка войск Макартура в заливе Лейте, Верховное командование обратилось к премьеру с вопросом о готовности плана, о разработке которого говорилось 19 августа, касательно решающей битве на Лейте.
Термин
20 декабря 1944 года Койсо созвонился с дворцом, прося аудиенции императора. Он был в приемной, когда в ней неожиданно появился военный министр генерал Сугияма и шепнул ему: «Господин премьер-министр, Верховное командование отказалось от планов дать сражение на Лейте. Решающая битва произойдет на Лусоне».
Койсо, по его словам «оглушенный» известием, не успел более подробно расспросить генерала. Ему было необходимо немедленно увидеть императора. Он зачитал заранее подготовленный доклад о положении дел, не упомянув о принятом решении вопроса в отношении битвы на Лейте. Хирохито, выслушав рутинный доклад, был, вероятно, в замешательстве. Когда Койсо закончил, император задал вопрос дня: знает ли Койсо о решении командования оставить Лейте и отдать предпочтение Лусону? Премьер ответил, что он только что узнал об этом, едва успев войти в приемную, и Хирохито задал тогда следующий вопрос: «А вы подумали о том, как вы объясните свое заявление, что сражение в заливе Лейте — это Тэннодзан?»