Капкан для Александра Сергеевича Пушкина

Рослая, величественная и до сих пор красивая Е. А. Карамзина, вдова знаменитого историка, приветливо встретила Пушкиных. В ярко освещенных парадных комнатах уже гудел нарядный рой гостей. Со стены, высокомерно прищурившись, смотрело на всех умное лицо покойного Карамзина. Пушкин обратился к дамам, сияющим ему навстречу улыбками… Душой прошла полоса тоски: вот тратит свою жизнь на все эти пустяки, а в нем – это он чувствовал несомненно – столько возможностей!.. Что из того, что царь душит в зародыше его труд? Ведь не вечно же он будет на цепи… Может быть, придет день, он выедет за границу и там напечатает все. Но, любезно улыбаясь, он расшаркивался направо и налево, перед мужчинами сыпал каламбурами, перед дамами любезностями и, когда видел, как шепот восхищения и зависти встречал и провожал его Натали, не мог не чувствовать в себе прилива нелепой, но приятной гордости…

Недавно вернувшийся из заграницы Соболевский встретил Пушкина улыбкой.

– А я все хотел сказать тебе, как много ты, как поэт, теряешь, сидя постоянно в этой петербургской клетке, – сказал он. – Ты непременно должен завоевать доверие наверху и проехаться по Европе. Ты не поверишь, как это освежает и расширяет… Во Франкфурте я с Николаем Тургеневым встретился, – вдруг чему-то рассмеялся он. – И затащил он меня Шопенгауэра смотреть: ты знаешь, Николаю до всего дело. Ну, застали мы нашего немца в его библиотеке…

– Погоди, милый мой, – перебил его Пушкин. – О твоем немце ты расскажешь мне как-нибудь потом, за бутылкой доброго вина, а сейчас я должен незаметно скрыться.

– Куда это ты стремишься? – удивился Соболевский, заметив несколько смущенную улыбку друга. – Женщина?!

– Да молчи же ты, животное, право же!.. Я расскажу тебе все потом… Это тебе не немец из Франкфурта…

Долли так околдовала Пушкина, что он застрял у нее до рассвета, и, когда графиня выпроваживала его, они наткнулись на дворецкого итальянца. Долли чуть не упала в обморок, но Пушкин дело поправил: он сейчас же привез итальянцу тысячу рублей золотом… А Долли долго потом не могла без содрогания и смеха вспомнить это приключение…

Судорожные попытки хоть как-то укрепить благосостояние семьи ни к чему не приводили, да и не могли привести. Никаких литературных заработков не может доставать даже на оплату квартиры в пятнадцать комнат, набитую челядинцами-дармоедами, на подарки по тысяче рублей, чтобы челядь молчала, да на шампанское с приятелями…

Со стороны родственников Натали все оказалось так, как Пушкин и ожидал. «Дедушка свинья, –

пишет он в одном письме, – он выдает свою третью наложницу замуж и не может заплатить мне моих 11 000 и ничего своей внучке не дает…» В сентябре дедушка умер…

Пушкин пишет прошение отпустить его на 20 дней для участия в похоронах умершего Афанасия Николаевича Гончарова, и уезжает в Москву. Здесь он постоянно встречается с Нащокиным, который занимается долгами Пушкина. На этот раз Нащокин помог поэту, запутавшемуся в долгах, слегка распутаться, дружески упрекая его за непрактичность и безалаберность.

– Эх, голова кудрявая. Поэзия и коммерция, сам знаешь, две разные бабы. Одна – Наташа, другая – ее мамаша. Какой ты министр финансов, когда наживаешь тысячу, а проживаешь десять. В десять раз выше своей колокольни живешь. Перезалоги да ломбарды – худая, брат, коммерция…

Вместе с товарищем министра просвещения посещает Московский университет, который ликующе приветствовал появление в своих стенах любимого избранника русской поэзии. Бурным, восторженным потоком университетская молодежь гудит славу родному, необъятному, как вся Россия, поэту.

Конечно, он переписывается с женой, которую продолжает ревновать: «Нехорошо только, что ты пускаешься в разные кокетства: принимать Пушкина тебе не следовало, во-первых, потому что при мне он у нас ни разу не был, а во-вторых, хоть я в тебе и уверен, но не должно свету подавать повод к сплетням…»

В Москве за ним учинен секретный полицейский надзор, о чем свидетельствует донесение полицеймейстера 1-й части полицеймейстеру Москвы: «Чиновник 10-го класса Александр Сергеев Пушкин из С.-Петербурга прибыл ныне сюда в Москву и остановился в доме Обера в гостинице “Англия”, за коим и учрежден надзор».

Наконец, 10 октября, согретый встречей с молодежью, стосковавшийся по жене и ребенку, оставив неоконченные дела на попечение Павла Воиновича Нащокина, поэт выезжает из Москвы в Петербург.