Капкан для Александра Сергеевича Пушкина

– Мы уже кончили разговор, Наталья Ивановна, к взаимному удовольствию, – весело отвечает Пушкин.

– К взаимному удовольствию? Вот как! Не ожидала!.. – недоверчиво глядит Наталья Ивановна. – И к чему же вы пришли? Что дает в приданое старик?

– Долговые обязательства в опекунском совете на сто шестьдесят восемь тысяч рублей и… медную бабушку завода! – со смехом говорит Пушкин.

– Что такое? Вы шутите? И какую еще бабушку? – сдвигает брови Гончарова.

– Памятник Екатерине, который я должен кому-то продать, ха-ха-ха! – не выдерживает Пушкин и весело хохочет, чем приводит в полное недоумение Наталью Ивановну.

– Чему вы смеетесь? Не понимаю!.. Это очень грустно… подло, наконец!.. Забудьте о том, что он вам говорил сейчас! И прошу вас ко мне! У меня к вам есть дело!

– Надо идти, Афанасий Николаевич… Идти надо! – кричит старику поэт…

Вернувшись в Москву, Пушкин сразу написал письмо Бенкендорфу с просьбой разрешить А. Н. Гончарову продать неудачно отлитую статую Екатерины Великой на переплавку. Поэт просил Бенкендорфа помочь делу, написав, что «после императора только его царственная бабка может выручить нас из затруднения…».

В ответном письме Бенкендорф сообщает, что император разрешил продать на переплавку бронзовую статую Екатерины Второй, принадлежащую А. Н. Гончарову, а последнему – когда обстоятельства позволят – «воздвигнуть… другой приличный памятник» императрице.

В середине июля Пушкин выехал из Москвы в Петербург. О чем докладывал полицмейстер 1-й части города: «…квартировавший в гостинице “Англия”… Пушкин, за коим… был учрежден секретный полицейский надзор, сего июля 16-го числа выехал в С. Петербург. Во время же пребывания его здесь ничего предосудительного замечено не было».

В субботу Пушкин приехал в Петербург. Выйдя из коляски на Невском, он неожиданно встретил отца, сидящего на скамейке. Они обнялись, расцеловались. Мать была очень удивлена, увидев Пушкина, когда вернулась из гостей домой…

Этот день он проводит в семье родителей и участвует в проводах брата Левушки на Кавказ.

Пушкин поселился снова в гостинице Демута, но очень часто бывает у родителей. Вот и сегодня он зашел к ним вместе с П. А. Вяземским.

Отец, Сергей Львович, сидя в кресле, обращается к Вяземскому:

– Вот вы, Петр Андреевич, видели его невесту, обрисуйте мне ее беспристрастно. Ведь он, – указывая на Пушкина, продолжает Сергей Львович, – даже миниатюрного портрета своей невесты не привез!

– Извольте, я ее видел, Сергей Львович, как вас сейчас вижу, – охотно говорит Вяземский. – Могу сказать вам, что уж и говорил ранее: она красавица во всех смыслах! Поэтому выбор вашего сына не только не плох, но дерзок!

– А роста, роста она какого? – живо любопытствует Сергей Львович.

– Почти моего… И стройна, как пальма, – отвечает Вяземский. – Это романтическая красота!

– Но жить придется не с одной ведь красотой жены!.. К тому же хочу заметить, Александр, что если из вас двоих влюблен лишь ты… в свою невесту, разумеется…

Вскочив, Пушкин перебивает отца:

– Ну да! Ну да! Все это мне известно! Влюблен только я в нее, а она ко мне, я знаю, вполне равнодушна… Я и не спрашивал ее об этом, потому что было бы это глупо, а я, кажется, не дурак. Я только сделал ей предложение, и оно принято! И я считаю это своим величайшим счастьем!.. Я хотел бы говорить с вами совсем не о том…

Сергей Львович сразу же догадался, о чем хочет говорить с ним сын, и начинает сам:

– Но мы с твоей матерью немедленно ведь послали тебе наше благословение, и я выделил тебе из своего имения 200 душ, о чем знает и Петр Андреевич… Ты же хочешь сказать, что этого мало? Двести душ, нигде еще не заложенных!.. Дарственную я сделал месяц назад.

Вяземскому кажется, что разговор превращается в ссору, и он торопится уйти:

– Простите меня, но мне надобно сейчас быть в одном месте.

– Куда вы? Куда вы, дорогой Петр Андреевич! У нас сегодня будет гусь с капустой, – пробует его удержать Надежда Осиповна.

– Мне и самому не хочется уходить… но я служу, служу!.. И Вяземский уходит.

– Вы говорили о женской любви… Может быть, вы и правы… Тем не менее ваш сын женится на первой красавице своего времени. Как только вы слышали от Вяземского, – говорит Пушкин, проводив гостя, с явным самодовольством в голосе.

– Я, конечно, понял, с чем ты сегодня пришел к нам! Может быть, твоя будущая теща наговорила тебе там, в Москве, что двести душ, нигде не заложенных, мало! – с горечью произносит Сергей Львович.