В первой половине дня 3 сентября 1830 года Пушкин приезжает в Болдино. Болдино встретило его теплым днем уходящего лета. Внезапный приезд молодого барина был большой новостью для болдинцев. Нечасто видели они своих помещиков. Едва его экипаж вкатился в старую усадьбу – без парка и цветников она имела какой-то неуютный вид – и остановился перед небольшим одноэтажным господским домом, крытым побуревшим тесом, как со всех сторон сбежалась взволнованная дворня. Конечно, мужики раболепно снимали перед молодым господином шапки, а бабы отвешивали низкие поклоны и в священном ужасе гнали с улицы ребят, собак и даже кур, чтобы они не помешали барину. Население выглядело так же, как и эти жалкие курные, крытые соломой избенки, уныло и хмуро, а бурлаки, народ бывалый, провожали господина злыми глазами: память о Разине и Пугачеве тут в народе была жива. Хранили ее и сами названия улиц большого села: Самодуровка, Кривулица, Стрелецкая, Бунтовка… И это лицо его горбоносое, и борода по щекам, не как у крещёных, и когти, и одежда чистая, немецкая, и сапоги с чудными отворотами, все это было им непривычно, чуждо, враждебно… Да и он смотрел на эту свою «крещеную собственность» как бы издалека. Главная забота его была в том, чтобы поскорее все это закрепить за собой, а потом всех этих мужиков, баб и детей заложить: Наташе нужно приданое обязательно – без этого старуха никак не соглашается на свадьбу!..
Михайло Калашников, управляющий, отец Ольги, – он еще более раздобрел за эти годы и стал еще солиднее, – почтительно встретил молодого барина.
– Опасное время изволили выбрать для поездки, – сказал он, собственноручно принимая из экипажа барские вещи. – Очень народ холерой этой самой волнуется… Говорят, уж бунты местами по губернии были: больницы разбивают, до докторов добираются, что народ-де они отравляют… Известно, темнота все наша…
Пушкин кое-как устроился в запущенном дедовском доме, приспособил все для своей работы – конечно, не помещичьей, а литературной. Кабинет он устроил в самой светлой угловой комнате рядом с зальцем… Управляющий имения Михайло Калашников немного трусил, вольготно живший в Болдино вдали от хозяев. Мужики могли пожаловаться на него молодому барину. Ну, авось пронесет: барин – человек особый, да и дочка тут. Небось, барин не забыл, как повернул судьбу Оленьки.
Михайла Иванович Александра Сергеевича не осуждал: на то он и барин, да и дело молодое, и с ним такое случалось.
Ольга на Александра Сергеевича тоже не обижалась. Сама себе долюшку выбрала, могла бы и заартачиться.
К вечеру пришла в дом Ольга, чтобы убраться в кабинете поэта. Пушкин залюбовался зрелой красотой Ольги. Она стала еще притягательней. Сердце поэта забилось прежним чувством.
– Здравствуйте, барин, – тихо сказала Ольга, войдя в кабинет.
– Здравствуй, Оленька, – ласково ответ Пушкин, – я очень рад тебя видеть. Мне кажется, ты похорошела…
– Что с того, барин? – протирая пыль с мебели, все тем же тихим голосом отвечала Ольга. – Я часто об вас вспоминала… И откуда только эта пыль берется?..
– С потолка сыплется, – с улыбкой отвечает Пушкин.
– Соскучились по невестушке?
– Соскучился! Да толку ли?
Он подходит вплотную к Ольге и шаловливо спускает с ее головы платок:
– И я всегда помнил о тебе… Ты только не обижайся на меня… Сама знаешь, что по-другому нельзя было… – шепчет он ей на ухо.
– Да я не обижаюсь, барин… Только вот, барин… – неожиданно, еще более тихим голосом, почти выдавливая из себя, сказала: – может, за страдания мои вы, барин… отпустили бы нашу семью на волю?..
Для Пушкина это стало неожиданностью, но, посмотрев внимательно на Ольгу, он подумал: «Свадьба почти расстроена… Я здесь в глуши… Рядом Оленька, которая приятна моей душе…», и он с неуверенностью в голосе спросил:
– Может, ты останешься со мной, вот и потолкуем?..
– Как скажете, барин, я ведь вас по-прежнему люблю, – краснея, сказала Ольга…
Не прошло и нескольких дней, как он неожиданно получил письмо от невесты. В тот же день Пушкин пишет ответ: