Читаем Капкан для Александра Сергеевича Пушкина полностью

Дымные тучи валились тяжелыми грядами с запада на восток, рябил упорный дождь огромные, светлые лужи и пруд, последние желтые листья трепетали над этой взвихренной водой. Устав от работы, он бросался с томиком Кольриджа на старый, пахнущий давней пылью диван… А чуть разгуляется, ему седлают лошадь, и он уезжает дышать свежим, сырым ветром этих бескрайних полей и рассеянно думает о последнем письме от невесты. Видимо, под внушением матери она пишет ему разные нравоучительные наставления: чтобы он молился, чтобы он соблюдал посты, чтобы не вертопрашничал. Ревнует его, подозревая, что задерживается он в деревне не только из-за холеры. Пушкин смеется, когда сочиняет ей ответ, подробно описывая историю двух неудавшихся попыток выехать их деревни. «Я возвратился в Болдино, где и останусь, пока не получу паспорт и свидетельство, то есть до тех пор, пока то будет угодно богу…»

Холера действительно взяла его в плен, и зима пришла рано… Он решил все вопросы по имению, написал кучу всего, подготовил вольную, но только на Ольгу… А душа его все же рвется к невесте… Он зовет своего старого слугу:

– Никита! Никита, пойди сюда! – И Никита входит не спеша. – Вот что, Никита, голубчик, а что, если нам попробовать в объезд всех карантинов? Не пробьемся ли мы на Вятку, а? С Вятки на Вологду… А с Вологды уже в Москву…

– Это же выходит кругом света ехать, Александр Сергеевич! – ужасается Никита. – Так мы когда сможем доехать? Разве что к маю-месяцу… Да еще, грешным делом, замерзнуть где можем… или волки съедят!

– Ну, пошел, пошел свою шарманку заводить! И замерзнуть, и волки, и к маю!.. Какого же черта буду я здесь сидеть? – кричит Пушкин.

– Ездили же, не сидели! Сколько уж вы разов ездили! А какой толк! Мое, конечно, дело подневольное, я собираться могу… Мне собраться недолго… А там воля ваша… По такой погоде, барин, только очень большая неволя может заставить ехать! – крутит головой Никита.

– Хорош! Хорош… неволя! А мне разве не неволя? Я если здесь еще две недели просижу, с ума сойду! Когда же мы выберемся отсюда, когда? Ну, говори, когда, если ты так умен? – пристает к слуге Пушкин, и в голосе его звучит отчаяние.

– Бог его святой знает, – говорит Никита, глядя в пол.

– Бог едва ли что-нибудь знает! – отзывается Пушкин. – А здесь тоска, здесь я больше не могу! Здесь меня еще того и гляди опять в холерные надзиратели назначат! Кое-как отвертелся от этого дурака… Вздумал докладывать обо мне в Петербург, болван! Разорался, дурак! За женою лучше бы смотрел, а не за тем, почему Пушкин не холерный надзиратель!.. Я здесь, за карантинами, сделал столько, что им министрам и предводителям дворянства не сделать и за всю их безмозглую жизнь!..

В Болдине в ту осень с Пушкиным произошло что-то такое, чего он сам не ожидал. Такое желание писать он никогда еще не испытывал. Он смотрел на сделанное и удивлялся: всего лишь за три месяца было написано более полусотни произведений. Да еще каких! Тут были и «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», две последние главы «Евгения Онегина», поэма «Домик в Коломне», «Сказка о попе и работнике его Балде», «История села Горюхина», десятки стихотворений… А кроме этого, еще и публицистика, ряд полемических и критических статей…

Никита смотрит в окно и говорит:

– Александр Сергеевич! К нам, кажись, возок подъезжает, двое в тулупах…

– Вот тебе на! Кто же такие?..

– За метелицей не видно… Должно быть, по холерной части: кто же теперь в гости ездит по такой погоде, какой кобель! – ворчит Никита.

Со двора слышен колокольчик тройки. Пушкин тоже смотрит в окно.

– Да ведь это, кажется, Крылов! – говорит он радостно, – Крылов и есть! Хотя и не баснописец, но человек невредный… Окружной комиссар по холере… А с ним Ползиков, его письмоводитель… Иди, встречай!

– А-а, любезнейшие! Метелью вас навеяло? – оживленно здоровается с вошедшими Крыловым и Ползиковым Пушкин.

– Метет! Ужасно метет!.. Метет и крутит! – вытирая мокрое лицо, говорит Крылов.

– Садитесь, господа, садитесь! – приглашает Пушкин. – Сейчас печку прикажу затопить… Самовар вам поставят… Никита! – кричит в дверь Пушкин. – Самовар! И печку чтоб затопили!..

– А мы к вам, Александр Сергеевич, с новостью большой, и для вас, кажется, небезразличной! – говорит интригующе Крылов.

– Ах, господа, самая приятная новость была бы для меня, чтобы я дальше никаких новостей в Болдине не получал! – живо отзывается Пушкин.

Гости вопросительно смотрят друг на друга.

– А-а, тогда и не будем говорить…

– Говорите же, жду! – с некоторым нетерпением просит Пушкин.

– Александр Сергеевич! Новость моя вот какая… Как окружной комиссар сообщаю вам, что холера пошла на убыль!

– Отхлынула, одним словом!.. Зимы боится, – добавил Ползиков.

– Вот это новость! Стало быть, я могу ехать в Москву? – радостно вопрошает Пушкин. – Ура! Никита! Самовар! Рому!..


Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее