Он до сих пор помнил день, когда впервые ее увидел.
Ее муж обратился в агентство Ручьёва для обеспечения ее охраны (и заодно – негласной слежки за ней). Ручьёв выяснил о ней все, что только возможно. Начиная с того, что отец ее заведовал математической кафедрой в педагогическом вузе, что матери своей она почти не помнит (та бросила их с отцом, когда Анна было четыре года). Узнал, что семнадцатилетней девчонкой она участовала в городском конкурсе бальных танцев и заняла вместе с партнером (тоже семнадцатилетним мальчишкой) второе место (именно там, на этом мероприятии, ее приметил тридцатишестилетний вдовец, тогда еще вице-президент (а не президент) "Мега-банка" господин Зарецкий).
Детей они с Зарецким почему-то заводить не спешили.
Он и фотографии ее видел. Бесспорно, она являлась фотогеничной. Ручьёв знал, что столь фотогеничные особы редко выглядят столь же эффектно и в жизни.
Как оказалось, он ошибся. Когда увидел ее вживую выходящей из спорткомплекса, где она занималась модным тогда шейпингом. Грациозную, как пантера. Длинноногую, как лань. С восхитительной гривой темно-каштановых волос и глазами такой яркой синевы, что небо казалось полинявшим.
Глазами, увидев которые, он внезапно вспомнил "Песнь песней" Соломона. "Царица цариц" – именно такой, в его представлении, она и должна быть – с тонкими, идеально правильными чертами лица, словно выточенными резцом влюбленного скульптора, и глазами потрясающе, нереально, неправдоподобно… нет, даже не синими – сапфировыми.
Глазами царицы. Или ведьмы.
Поначалу Ручьёв свои чувства к супруге банкира счел не более, чем наваждением. Может, более сильным, чем предыдущие, но тоже преходящим. Безусловно преходящим.
Они стал регулярно встречаться. Через месяц сделались любовниками. Наваждение не исчезало. Наваждение перерастало в нечто большее. Ручьёва уже не устраивали встречи украдкой, свидания урывками. Его бесило, когда она уходила от него по утрам, даже не удосужившись его разбудить и не оставив хотя бы самой коротенькой и дурацкой записки (разумеется, такие вещи происходили во время отъездов ее супруга за кордон).
Наконец, он решился… на огромную глупость – предложил Анне уйти от мужа. Она посмотрела на него с сожалением ("Игра перестала быть игрой, Серж?") и ушла. Конечно, не от мужа, а от него, Ручьёва.
Сказать, что он испытал боль – значило бы не сказать ничего. Пустота – вот что было самым страшным. Пустота в душе, в сердце… абсолютная, черная пустота.
Он старался найти забвение в работе. Это принесло свои плоды – в рекордно короткие сроки "Феникс" превратился в агентство, с которым стали считаться солидные люди, и проносить ощутимую прибыль.
Спустя время в его жизни стали появляться и женщины, но ни с одной Ручьёв не завязал длительных отношений. Ни одна не могла заменить ему синеглазую стерву, столь элегантно отеревшую о него, Ручьёва, ступни своих изящных туфель.
Конечно, он предполагал, что когда-нибудь, да увидит Анну снова. Разумеется, случайно.
Это действительно произошло спустя полтора года после памятного разговора об "играх, переставших быть играми". Они увиделись на какой-то презентации.
Ее солидный супруг беседовал на деловые темы с такими же, как он, деловыми людьми, а дипломированный переводчик (в свое время она закончила лингвистический факультет) Анна Валентиновна Васнецова откровенно скучала, лениво отражая атаки молодых и стареющих сластолюбцев.
Первой мыслью Ручьёва, когда он увидел Анну, была – "
Анна его увидела, и в ее нереально синих глазах появилось выражение, от которого сердце Ручьёва (его несчастное влюбленное сердце) совершило бешеный скачок.
– Как ваши дела, Бонд? – поинтересовалась она с усмешкой, подавая ему руку, – Так и не женились?
Он еле удержался от порыва, не взирая на любопытные взгляды, перецеловать каждый ее пальчик – в отдельности. Просто несильно сжал ее руку.
– Где ж вы видели женатого Бонда?
Она рассмеялась. Легко, красиво, непринужденно. Ее глаза говорили о том, что ничто не закончилось. Конечно, все в этом мире имеет свое начало и свой конец, но… не сейчас. Только не сейчас.
…К своему счастью (а, может, и несчастью) Ручьёв не был свидетелем знакомства Анны с бывшим сотрудником его агентства Смирновым К. А. Ему ничего не было известно о том, что Анна вдруг, ни с того, ни с сего, сходу, с места – в карьер предложила абсолютно незнакомому человеку (почти мальчишке по ее меркам) стать ее личным "извозчиком", ибо Лебедев, хоть и работал (параллельно) на Ручьёва, придерживался железного правила – не совать носа в дела, которые его не касаются. И тем более, в личные дела работодателей (себе дороже, что неоднократно доказывала жизнь).