Затем он увидел секретаршу Зарецкого. Молодую, довольно смазливую, тщательно накрашенную, тщательно причесанную, тщательно одетую (так, чтобы подчеркивалась и красота фигуры). Кириллу она показалась отчего-то очень… ненатуральной. Лицо ее было каким-то застывшим, кукольным (в отличие от живого и выразительного лица Анны). Таким же механическим (кукольным) голосом она пригласила его войти в кабинет, где находился сам президент "Мега-банка".
Зарецкий оказался невысоким, но стройным, подтянутым. На висках была заметна седина, лицо довольно тонкое, интеллигентное, умное. Определенно, он выглядел моложе своих лет – на сорок с небольшим "хвостиком", хотя, как Кирилл слышал, ему было уже около пятидесяти (собственно, супруга по возрасту вполне годилась ему в дочери).
Он пожал руку Кирилла не вяло, а как-то очень формально. Зеленоватые, прикрытые стеклами очков в изящной оправе, глаза смотрели внимательно, цепко.
Предложив Кириллу присесть, сам устроился в рабочем кресле.
– Вас, юноша, конечно рекомендовал господин Ручьёв? – голос Зарецкого звучал ровно, почти скучающе.
Что Кирилл мог на это ответить? Брякнуть, что случайно увидел его красавицу жену в кинотеатре? Что тут изначально замешан Его Величество Случай? Прозвучало бы это, по меньшей мере, странно. А точнее, просто глупо.
И он подтвердил – да, Ручьёв. Подозревая, что Анна успела намекнуть супругу об этой "рекомендации".
– Ну, хорошо, – наконец, сказал господин Зарецкий, выслушав краткое резюме Кирилла, – Я склонен взять вас на работу, однако, предварительно…
И Кирилл, холодея, понял, что сейчас ему предложат пройти тест и на полиграфе (то бишь, детекторе лжи). Впрочем, он успокоил себя тем, что с прежней работы еще не уволился, следовательно, ничего не теряет.
И, как ни странно, проверка на полиграфе прошла успешно. Собственно, лгать-то ему было не о чем, за исключением Ручьёвской рекомендации, но вот об этом его как раз и не спросили.
Таким образом, уже через день он подписал с Зарецким контракт, предусматривающий прохождение испытательного срока в два месяца, но тут Кирилл дал себе зарок – в лепешку разобьется, но испытание выдержит. Ибо относительно условий работы и размера оклада Анна его не обманула (нет, совершенно непонятно, отчего ее считают такой уж стервой?).
* * *
Глава 2. Начало весны
1.
На Город обрушилась весна – ядовитым потоком ультрафиолетовых лучей, грязными лужами, почерневшим снегом и обнажившимся повсюду мусором, под этим снегом до времени скрывавшимся.
Потом, конечно, разбухли почки на деревьях, березы выпустили столь любимые поэтами сережки, остренькими кинжальчиками проклюнулась на газонах изумрудная травка, мать-и-мачеха веснушками запестрела повсюду, на цивилизованных клумбах расцвели цивилизованные первоцветы – крокусы, примулы, чуть позже – и тюльпаны с нарциссами.
Весна. Небо ясное. Птицы гомонят. Коты шмыгают, устраивают под окнами вдохновенные душераздирающие концерты… Девочки со следами юношеских прыщей на щеках и явными признаками авитаминоза обрядились в короткие курчонки и облегающие джинсики.
…Ольгу, наконец, перестало тошнить по утрам (равно как и вечерам), к ней вернулся аппетит и она начала медленно, но верно поправляться (во всех смыслах).
И это было хорошо. Это было главным, следовательно, прочее – реакция родни Верескова на его (можно сказать – спонтанную) женитьбу – второстепенным.
Ох, это обычное людское ханжество… Встречаться с девчонкой, по возрасту годящейся в дочери, он мог, но
Отец только крякнул, увидев Ольгу.
– Седина в бороду, бес – в ребро? Нашел
Вересков, ощущая себя в этот момент едва ли не провинившимся школяром, промямлил, что процесс взросления у девушек все-таки значительно ускорен, да и Ольга на три года старше Дмитрия, как-никак…
Отец только рукой махнул.
– Да ясно, на что ты повелся… на длинные ножки и ясные глазки… – а потом вдруг улыбнулся, непривычно мягко, – Ну что ж… может, детишек она тебе нарожает таких же красивых и не таких раздолбаев как Митька…
Сводная сестра Верескова, несмотря на то, что должна была, как водится, испытывать в отношении Ольги ту неприязнь, что испытывают дурнушки к бесспорным красавицам, неожиданно нашла с его Олененком общий язык. За ту неделю, что отец гостил у него со своим семейством, они почти подружились (или даже без "почти"). Отец тоже посматривал на Ольгу с добродушным снисхождением, называя ее "пичугой" (за глаза). Лишь мачеха откровенно неприязненно поджимала губы (да что с нее взять, мачеха есть мачеха, никогда у нее с пасынком не было теплых отношений… правда, откровенно враждебных – тоже).