Капризы неба

— О вашей работе я уже знаю достаточно. А вот о мотивах и целях пока могу лишь гадать. Так развей мои ошибочные догадки!

Леонид сдался:

— Об этом тебе лучше поговорить с Иваном Богдановичем. — Он покатил к выходу, по пути отдав бирюзовые листы одному из работников. — Отнеси это в архив.

Иван Богданович встретил Глена, налегая на очередную чашку кофе. По блеску его глаз можно было читать в темноте — освещения хватило бы. Он тут же поинтересовался:

— Как прошло первое практическое занятие?

Глен уселся на стул и вытер взмокшую шею.

— Леонид оказался очень плодовитым рассказчиком. Только когда я спросил его о целях вашей работы, его плодовитость плавно растеклась по лестнице до вашего кабинета.

Заместитель главного редактора не спеша отпил кофе.

— Он уже доложил мне. Ты считаешь нашу деятельность негуманной? Неправильной? Противоестественной?

— Если такая деятельность является самоцелью, то да. Чтобы занимать должность Бога, надо иметь для этого веские основания. Не согласны?

— Хм… А когда ты парой нажатий клавиш на клавиатуре пускаешь в своего персонажа пулю из винтовки, тебя в этот момент как-то заботит бремя божества?

— Но, извините! Убить персонажа в романе — это не то же самое, что убить человека в супермаркете.

— Ты по-прежнему так считаешь, узнав истинный порядок вещей? Или личность определяется только наличием у неё твёрдоматериальной оболочки в виде тела?

Глен не нашёл, что на это ответить.

— Тебе кажется, что мы совершаем убийство, всего лишь перемещая личность в разных плоскостях мироздания. Но ты ни на секунду не задумался о тех убийствах, которые совершаешь сам с будничной лёгкостью и даже рутинностью на страницах своих произведений. Играя при этом в Бога. Захотел — убил, захотел — помиловал. — Иван Богданович отодвинул пустую чашку. — Поэтому давай не будем углубляться в морально-философские вопросы. Я убеждён, ты останешься разочарован теми ответами, которые дашь сам себе. Я понимаю, ты взволнован от увиденного, ты всё ещё не можешь принять обратную сторону нашего бытия за правду. Как итог — твой разум бунтует, ищет причины опровергнуть такой порядок вещей. Многие через это проходят. Ты привыкнешь.

Глен посмотрел на заместителя главного редактора и поразился лёгкости, с которой тот рассуждал на столь тяжёлые темы. Осознание, что через какое-то время он станет таким же циничным Богом иллюзий, отвергалось Гленом на корню. Но какой-то внутренний порыв задорного любопытства не позволял ему сказать «нет». Впрочем, такой вариант, как оказалось, не допускался даже в теории — теперь он слишком много знал. Упомянуть о столь важном факте Иван Богданович, конечно же, не преминул:

— Чтобы ускорить процесс твоего привыкания к новому мировосприятию, сразу предупрежу тебя о некоторых вещах. Теперь ты штатный сотрудник издательства. Главное отличие штатного сотрудника от внештатного в том, что он не имеет возможности сменить место работы. В случае бунта сотрудника, мы вынуждены будем надёжно спрятать его знания вместе с ним самим. А лучшее место для этого, как ты понимаешь, не тюрьма и не клиника на отрезанном от материка острове. Лучшее место — это книга. Большая толстая книга с множеством персонажей, частей и глав. В ней очень легко потеряться, ещё легче — поверить в то, что жизнь там не менее реалистична. Пусть она и длится всего лишь от первой до последней главы, но каждый раз в движении по Эклиптике тебе будет казаться, что ты проживаешь её всего единожды.

— Достаточно угроз, — осмелев, вставил Глен. — Я не собираюсь бунтовать. Учитывая ваши возможности, бунт — самое безрассудное, что я могу сделать.

— Рад, что ты это понимаешь. Ладно, езжай домой. Отдохни, встреться с подружкой, а завтра к девяти часам я жду тебя здесь.

— А как же моя основная работа?

Иван Богданович недоуменно посмотрел на Глена:

— Она переехала сюда. Так и скажи своему бывшему начальнику.

Уже встав со стула и направляясь к двери, Глен обернулся и решил узнать ответы на пару вопросов, устроивших его разуму процедуру томительных пыток:

— Последнее уточнение на сегодня, Иван Богданович. Извлекать можно только героев, не предметы?

— Нет, только одушевлённых существ. Таковы порядки. Единственное исключение — одежда, если она простая и без сюрпризов.

— И это может быть абсолютно любое существо?

— Теоретически, да. Если его биомеханика не противоречит физическим законам нашего мира.

— А если это будет злодей со сверхспособностями? Или полчища мутантов с неизлечимым вирусом? Нашему материальному миру можно будет пожелать спокойной ночи?

— Опять же теоретически, да. Но этого не допустят высшие инстанции. Главный редактор здесь не кресло просиживает, а следит как раз за тем, чтобы не случалось подобных парадоксов.