Караван историй. Кончаловский Андрей: Голливуд не дпя меня.

 Дальше — больше. Через 10 дней Сталлоне, отсмотрев материал, заявил: «Не нравится мне, как снимает оператор. На экране у меня получается не лицо, а ж...» Оператор тут же был уволен. Хуже всего дело обстояло со сценарием. Сценарист Фельдман исправно записывал все предложения Кончаловского, но результата — исправленного сценария с принципиально новым финалом — все не было. В конце концов Фельдман признался, что у него инструкция от Питерса: режиссера выслушивать, не спорить, кивать головой, но ничего в сценарии без санкции продюсера не исправлять. А Питерс был склонен учитывать скорее мнение Сталлоне (по просьбе актера была переписана чуть ли не каждая сцена), но не режиссера, из пожеланий которого в итоге не было учтено ни одно... Через месяц Кончаловский осознал: правила игры на самом деле совсем не таковы, как ему обрисовали вначале. «После каждого разговора с продюсером меня трясло. Он орал на меня, как на мальчика: «Я знаю, что делаю!!!» Но ведь и я знал, что делаю. Он привык орать на всех, а я не привык, чтобы на меня орали. И хотел следовать своим концепциям, плохим или хорошим, но своим… А выяснилось, что меня наняли для разведения мизансцен и произнесения слова «Мотор!». Обижаться бессмысленно, спорить бесполезно. Создание коммерческого фильма — это не авторское кино, тут все решает корпорация. Режиссер там чисто служебная фигура, к авторству это отношения не имеет. Следовательно, такая работа не для меня». Последней каплей стало отстранение монтажера, которого привел Кончаловский. «У студии нет времени на эксперименты», — так мне было сказано по поводу увольнения Ричардсона. Но я понимал, что дело в другом. Просто этот человек был мне предан, и, безусловно, он следовал бы моим, а не Питерса, указаниям. А мной по-прежнему руководило глупое желание или утвердить себя как режиссера, добивающегося реализации своих идей, или в конце концов покинуть проект. Пришедший новый монтажер стал монтировать фильм без меня. Как только я понял, что меня во всем нагло обманули, решил: сделаю все, чтобы уйти, выскользнуть из этой ситуации. Просто уволиться, пока не сниму 75 процентов материала, я не мог, иначе потерял бы все деньги, положенные мне по контракту.Поэтому, посоветовавшись с адвокатом, я нашел легальную юридическую возможность ускользнуть с проекта, получив всю оговоренную сумму. Мне надо было добиться того, чтобы меня уволили, — тогда по закону они обязаны были бы соблюсти все контрактные отношения, и я не лишился бы своих привилегий. Для этого я должен был поставить студию в невыносимое положение. Так что я продолжал работать, но делал это абсолютно формально, ни во что не вмешиваясь». Словом, Кончаловский не только ничуть не расстроился, когда в один незабываемый день руководители компании с торжественными лицами пришли к нему в трейлер, но, наоборот, обрадовался. Он ведь с нетерпением ждал своего увольнения! И, наконец, дождался. «Почувствовав момент развязки, я тоже сделал торжественное и постное лицо. «Извини, Андрей, но корабль больше команды… Ты должен  уйти. Пойми нас», — сказали они. «Да я понимаю», — ответил я, стараясь не выдать своей радости. Внутренне я ликовал. «Конечно, мы выполним все, что записано в контракте. Твоя фамилия останется в титрах. И заплатим все, что положено. У нас к тебе нет и не будет никаких претензий. Но так надо». Сталлоне, узнав, что я ухожу, расстроился. Уговаривал остаться. Потом ему объяснили, что он не должен вмешиваться — в таком ходе событий заинтересованы самые высокие голливудские инстанции… Слай тоже пришел ко мне в трейлер. И тоже сделал постное серьезное лицо. Мы обнялись… Вечером я отметил свое увольнение дома в компании друзей, выпив хорошей текилы. На следующее же после моего ухода утро на площадке появился новый режиссер, продолживший с ходу съемки уже отрепетированных мной точек. Альберт Маньоли, снявший до этого рок-н-ролльную картину «Пурпурный дождь» с участием Принца. Его стиль заметно отличается от моего, по картине сразу видно, где кончил снимать я и где начал он. Впрочем, я успел отснять почти 80 процентов материала. А через три недели после моего ухода Питерс тоже был уволен с запретом появляться на съемочной площадке»…

 Пройдет время, и Кончаловский столкнется с Питерсом в холле «Columbia Pictures». «Я остановился и протянул в его сторону руку с указующим пальцем. Он посмотрел на меня с испугом. Видимо, решил, что буду его в чем-то обвинять. Изобразив на лице очаровательную улыбку, он сказал: «А что? Картина уже заработала 120 миллионов». Имелось в виду: «Я был прав, никаких проблем!» Он как бы передо мной оправдывался. А я просто хотел сказать: «Джон, ты, конечно, сукин сын, но симпатичный…» Кончаловскому к тому времени было не до старых обид — он только что получил на фестивале в Сан-Себастьяне Гран-при за фильм «Гомер и Эдди»…