Караван-сарай

— Хохлы почти по-русски говорят, только некоторые слова неправильно. Меня старшина звал вот так: «Ифрэйтор Рамазанау! Шаг уперёд!» Да. «Рамазанов» не мог говорить. Короче, вместо «в» — «ау» говорил. Или «ффф». Меня с другом подзывал вот так: «Рамазанау и Барисау (Борисов, значит), слухай сюды, идить до мэнэ. Швыдко!»

Все грохнули смехом — настолько чисто украинским, в понимании присутствующих, было произношение у косноязыкого Карла, причем не только в плане русского языка. Карл не унимался:

— Между прочим, Вася, ты знаешь, что казаки это не только хохлы-русские?

— Конечно, — с благодарностью отозвался Вася, — казаки у всех народов есть. Которые так или иначе входили в состав России.

— А вот целые нации знаешь, казацкие? Угадай хотя бы одну такую нацию… — Карл лукаво улыбнулся и, зацепив вилкой кружок маринованного огурца, ловко отправил его в рот и с показной громкостью захрустел. — Ну? — подбодрил он, энергично жуя.

Вася задумался, стал переглядываться с остальными. Все пожимали плечами.

— Башкиры! — торжественно возвестил Карл, расправив плечи и отдавшись назад на спинку стула. — Я, кстати, из древнего казацкого рода! У меня прадед был… э… есаул, кажется.

— А татары? — неожиданно для всех спросила Фатима, вызвав всеобщую улыбку.

Карл великодушно сжалился над татарами, но не над всеми:

— Самые лучшие татары живут сейчас в Башкирии! — он кивнул на Фатиму, точнее, в область ее пышной груди.

Фатима кокетливо заулыбалась, соглашаясь с таким утверждением, но все же решила уточнить:

— Почему?

— Потому что сюда убегали татары из Казани от Ивана Грозного, когда он их крестил. Твои, Фатима, прадедки-прабабки убежали и осели на Каме, вот почему ты жила в Николо-Березовке…

— Вон, оказывается, как… — прошептала Фатима благоговейно. — Уф, Алла! Карл, ты почему мне раньше об этом не говорил?

— А!.. — махнул рукой Карл. — Что бы это изменило?

Пауза придала двусмысленность словам Карла, безнадежного ухажера Фатимы. Он сам понял это и продолжил более раннюю мысль:

— А еще старшина говорил: вас татар не разберешь, где кто. Еще говорил: где татарин прошел, там хохлу делать нечего. Это про меня, значит. Меня татарином называл. Незваный гость, говорил, лучше татарина. Василий, ты сало шпик любишь?

Вася сказал, как есть:

— Да не то чтобы очень…

— Вот видишь? — Карл-разоблачитель опять адресовал аргумент Фатиме и тут же задал следующий вопрос: — А какая еда любимая? Борщ?

— Плов! — бодро отпарировал Вася.

— Все с тобой понятно. Не зря я в разведке служил, да. Фатима, все нормально!

Комната опять содрогнулась от хохота, в котором на этот раз приняли участие и Фатима с Карлом.

Когда все немного оправились от очередного «потрясения», после затянувшейся паузы, которая становилась неудобной, Фатима опять всех повергла в содрогание и икоту:

— Вообще наш папа шутник был…

Все очередной раз «умерли», и Фатима обессиленно посетовала сквозь слезы:

— Совсем не знаю, что говорить!..

На следующий день Василий сварил плов, все были довольны. Не только потому, что получилось вкусно: видя, как сноровисто будущий зять управляется на кухне, как режет, как моет, как убирает за собой, будущая теща, будущая «ани» (мама), сделала вывод: «Во всем такой, как папа был», — шепотом Алине. Благословение было обеспечено. Это понимал и Вася, поэтому с удовольствием рассказывал Фатиме о своих родителях-геодезистах, с фамилией на «о», которые научились готовить плов в далеком южном городе Карши…

На другой день, когда Камиль ушел по делам, Фатима рассказала Алине и Васе про своего сожителя: хороший, но странный человек. Например, молится только отдельно, в закрытой комнате, никого в это время рядом быть не должно. Но однажды Фатима случайно подсмотрела…

Фатима даже побледнела, прервав свой рассказ:

— Вася, ты креститься умеешь?

— Умею, — уверенно ответил Вася, торопливо прорабатывая в памяти последовательность движений: верх, низ, право, лево…

— Перекрестись! — попросила Фатима.

Вася перекрестился.

— Нет, не так!.. — нетерпеливо воскликнула Фатима, оглядываясь на дверь.

Вася ничего не понял, но приступил к повторению более внимательно: верх, низ…

— Нет, нет, не то я хотела сказать, — горячо зашептала Фатима. — Ты сначала отвернись.

Вася отвернулся.

— Вот теперь перекрестись… Несколько раз. И — не крупно, а мелко-мелко, чтобы я не видела! Чтобы руку не видела!.. Алина, смотри!

Вася начал мелко креститься, а Алина недоуменно смотрела то на Васину спину, то на мать, у которой были круглые от волнения глаза.

— Вот так! — Фатима тыкала в спину крестящегося. — Вот так у него плечи, спина двигалась! Точно!

Вася обернулся и спросил как можно беспечней, обеспокоенный странным поведением Фатимы:

— Ну и что?

— Как «ну и что»! — почти передразнила Фатима. — Он ведь мусульманин!

Все немного помолчали, после чего Алина резонно заметила:

— Мама, ведь это его личное дело, кем быть! Человек ведь хороший. Ты же его не из-за веры у себя оставила?

Мать смятенно ответила: