Кардинал Блэк

Я была не единственной его подопечной в Хайклиффе, но несколько других умерли от передозировки лекарствами. Я выжила, и Лиззи тоже. И хоть она оказалась надежно связана, она никуда не исчезла.

А однажды в лечебницу приехал Самсон и привез туда свою жену. Она потеряла всякую связь с реальностью, забыла, кто она такая, и не узнавала мужа. Она не могла ни самостоятельно одеваться, ни есть, ни пить, ни ходить по нужде. Иногда она что-то лепетала и плакала, но в ее словах не было никакого смысла. Доктор объявил ее безнадежно больной, но Самсон навещал ее почти каждый день.

Мне в то время было разрешено проделывать кое-какую канцелярскую работу в кабинете доктора — это успокаивало меня, и в один прекрасный день Самсон заговорил со мной. Я была поражена не меньше остальных, когда через несколько недель он заплатил доктору за то, чтобы меня перевезли к нему домой, а также заплатил за регулярное снабжение лекарством.

Лиззи почти все время спала. Но когда она вдруг проснулась, Самсон устроил все так, чтобы ее жажда насилия получила выход. Без жертв она могла погибнуть, и я сказала Самсону, что могу умереть вместе с ней. Похоже, он боялся, что я ослабну умом и духом — как его жена — и он больше не сможет наслаждаться моим обществом. Знаешь, он всегда был добр и любезен со мной, считал меня маленькой прекрасной леди, но никогда не прикасался. Он называл меня своим доверенным лицом на своем личном большом корабле.

Вскоре мы поняли, что жертвы Лиззи не обязательно должны были быть растлителями детей. Это как… если любишь ростбиф, можешь довольствоваться и говяжьим рагу. Лиззи — со своей непреодолимой тягой к крови — согласилась на разнообразие и принимала тех жертв, которых ей могли доставить без проблем. Так, например, мы пришли к соглашению, что Лиззи сможет устроить достойное представление для участников аукциона. Беспомощность тех констеблей должна была продемонстрировать, насколько Самсон презирает мелких людишек и их законы, а еще — показать, насколько его честолюбие заходит за рамки привычных масштабов. Учитывая, что Лиззи нуждалась в самореализации, это была хорошая задумка.

Самсон научился распознавать признаки беспокойства, которые появлялись у меня незадолго до того, как проснется Лиззи. Препарат — как я позже поняла — позволял ей просыпаться, когда это необходимо, а затем — с небольшим усилием — снова засыпать. Лиззи это не нравится, но она вынуждена с этим жить. Потому я и сказала тебе: я не знаю, каков будет эффект без лекарства.

Так мы подходим к концу моей истории.

Лично я — считаю, что Лиззи убила шестерых мужчин, которые охотились на детей в Спайтефилдсе. Они наверняка вернулись бы туда за новыми жертвами. Лиззи, к сожалению, была не в силах спасти всю невинность этих детей, потому что большая ее часть была уже потеряна к тому моменту. Но она могла сдержать распространение разложения — того разложения, что неминуемо привело бы к смерти большинства детей, их тел и душ; того разложения, что почти разрушило и уничтожило меня саму.

Вот — моя история.

Глава двадцать седьмая

Вот — моя история.

Стоило Элизабет произнести эти слова, как Мэтью почувствовал, что экипаж замедляется. Файрбоу, свернувшийся страдающим комком на сиденье напротив него, застонал и пробормотал нечто бессвязное.

— Мы останавливаемся, — нахмурилась Элизабет. — Зачем?

Мэтью выглянул в окно слева и тут же отругал себя за подобную неосмотрительность, досадливо поморщившись. После рассказа Элизабет он зарекся поворачиваться к ней спиной и тут же ослушался самого себя, а она — затылком, как и говорила, — наверняка ощутила страх, всколыхнувшийся в нем.

Стараясь не думать об этом, Мэтью вгляделся в устланный снегом пейзаж в попытке сориентироваться на местности, но разглядел лишь тусклый серый свет и длинную синюю тень лесополосы.

Воистину, тут незачем было останавливаться! И, тем не менее, скрипнув колесами, экипаж замер.

— Похоже, мы заехали в какую-то глушь, — покачал головой Мэтью. — Ты там что-нибудь видишь?

Элизабет выглянула в окно со своей стороны и пожала плечами.

— Лес, — безразлично отозвалась она, — и ничего больше.

Дверь справа открылась, и перед пассажирами предстал насквозь продрогший Джулиан.

— Подмени меня на козлах, Мэтью. Я совсем замерз, и спина у меня сейчас просто отвалится. Одному Богу известно, как возницы выдерживают так долгие часы!

— Я? Подменить тебя? Я никогда прежде не правил экипажами такого размера, не говоря уже о четверке лошадей! — ужаснулся Мэтью.

— Понятно. Значит, пришло время учиться. — Джулиан жестом дал Мэтью знак выбираться из салона. Ни на какие уговоры он сейчас поддаваться не собирался.

— Что? В чем дело? Где мы? — встрепенулся Файрбоу, поежившись при звуке голоса человека, отрезавшего ему ухо. При виде же обидчика глаза химика в ужасе распахнулись на опухшем от слез лице, и он попытался вжаться в стену, насколько это было возможно.