Кардинал Ришелье и становление Франции

Общей идеей для мистических источников духовности Берюля была вера в то, что духовное совершенствование человека заключается в отречении, а затем в полном отказе от человеческого естества ради замещения его некоей блаженной личностью, соединенной с Богом, аналогично тому как воплощение соединило человеческую ипостась Христа с божественной. Благочестивая душа может разделить с Марией любовь ее сына и выразить свой отказ от всех личных желаний в известном «обете полной зависимости» от Девы Марии, данном ораторианцами Берюля 8 сентября 1614 г., за чем 28 февраля 1615 г. последовал обет, данный Иисусу. Подобные обеты были крайним выражением барочной эмоциональности, но Берюль был достаточно невосприимчив, для того чтобы попытаться навязать их кармелитам, которым, с их более вдумчивым отношением к духовным вопросам и развитой религиозной чувствительностью, они были абсолютно чужды.

Хотя моральная теология Берюля была, несомненно, основана на героической преданности религии, тем не менее нетрудно понять, насколько чревата она была опасностями самообмана, душевной нестабильности и даже паранойи. Очевидно, что воображение может создавать — и создает — религиозные феномены, имеющие порой ужасные результаты, вроде явлений, многими интерпретируемых как одержимость дьяволом или колдовство.[195]

Именно в течение 1620-х гг. в окружении Берюля идеи о необходимости истребления естественного начала в человеке и замены его данными свыше моральными нормами начинают перерастать в то, что станет религиозной основой янсенизма — пессимистического по настрою духовного движения, проповедником которого был Жан Дювержье де Оранн, аббат Сен-Сиран, которого Ришелье впоследствии заточит в тюрьму.

Сен-Сиран учился в иезуитской школе, а затем в Лувене, но завершил богословское образование в Париже, где около 1610 г. познакомился с Корнелием Янсением, с котором жил под одной крышей и впоследствии переехал в Байонну. Их тесное сотрудничество продолжалось посредством переписки, после того как Янсений вернулся в 1614 г. в Нидерланды и стал преподавать там Священное писание. Мать и сестра Сен-Сирана были в числе многих других обвинены в колдовстве на волне известного процесса над Мартой Бросье, осужденной за одержимость дьяволом. В 1599 г. Берюль вскоре после его посвящения в духовный сан опубликовал выдержанный в духе неоплатонизма «Трактат об одержимых» (Trait'e des enetgumens),

обосновывающий реальное существование явления одержимости. Марта Бросье успела бежать в Рим, но в Байонне сожгли около 600 человек, и среди этих жертв были три священника.

Должно быть, Ришелье впервые встретился с Сен-Сираном, когда тот близко сдружился с Анри-Луи де Ла Рошпозе, коадъютором в Пуатье с 1608 г. и епископом этой епархии — с 1611 г. Именно он повел войска на защиту Пуатье от Конде в 1614 г. Сен-Сиран был рукоположен, с тем чтобы иметь право вступить во владение своим аббатством, в 1618 г., и с точки зрения его последующего духовного учения важно, что даже в 1620-е гг. он следовал евхаристическому благочестию той эпохи, опять же со всей его барочной чрезмерностью, в частности, со стремлением служить мессу и принимать причастие как можно чаще. На протяжении почти всего 1622 г. Сен-Сиран ежедневно посвящал час своего времени обсуждению с Берюлем его концепции духовности. В 1623 г. появилось «Рассуждение о государстве и о власти Иисуса» (Discours de l’'etat et des grandeurs de J'esus)

Берюля, в котором защищались его обеты служения. Книга была посвящена королю, а разрешение на публикацию было подписано непомерно длинным рядом впечатляющих имен богословов, включая Ришелье и отца Жозефа.[196]

В 1625 г. Сен-Сиран опубликовал первые два тома из предполагавшихся четырех с критикой сочинения иезуита Франсуа Гарасса «Занимательная наука изящных умов той эпохи» (Doctrine curieuse des beaux esprits du temps). Сен-Сиран намеревался в основном оспорить элемент доверия к человеческой природе, содержавшийся в теологической доктрине иезуитов, и с риторической пышностью посвятил свой труд Ришелье. Из-за вспыхнувшей по его поводу дискуссии третий том был запрещен, а четвертый опубликован лишь в тезисах. Этот труд имеет значение как предвестие более поздних взглядов на человеческую природу, стоящих за духовным ригоризмом Сен-Сирана, и как очень раннее предупреждение о грядущем кризисе культуры, которой пока еще лишь предстояло через 10–12 лет достигнуть своего пика.