Карельская тропка

Ворон рядом с сизыми и озерными чайками я обычно встречал по весне на полях, когда с полей сходила полая вода — в это время и чайки, и вороны охотились за мышами, которые, спасаясь от весенней воды, покидали свои норки и жались на кочках среди прошлогодней травы и редкого жнивья. Добычи на полях хватало всем, и чайки мирились тогда с присутствием ворон. Но вороны, собравшиеся вместе с чайками на нашем острове, меня насторожили, и мое опасение скоро подтвердилось.

В конце нашей деревни были старые рыбацкие тони, места удобные для ловли неводом, места с чистым дном и пологим берегом, куда можно вывести тяжелую и громоздкую снасть. Когда-то на этих тонях промышляла рыбацкая артель. Артель давно закрыли, но тони не забылись, и сейчас на эти тони нет-нет да и наезжали «рыбачки», тайно державшие у себя невода. За невод полагался штраф и конфискация снасти, а потому таковую, запрещенную и опасную ловлю устраивали среди ночи, тихо подобравшись к острову на лодках. Невода, которыми «баловались» такие «рыбачки», шились из мелкой капроновой сетки, и такая сетка, как частое сито, подбирала со дна озера все живое. Крупную рыбу хапуги ссыпали в корзинки, а мелкую рыбешку вываливали на берег.

Ночные разбои из-за малонаселенности нашего острова порой сходили с рук. Вот об этих ночных налетах и рассказали мне сизые чайки, отыскав на берегу перетертых снастью, раздавленных подошвами сапог рыбешек-мальков.

Подобрав загубленную рыбешку, чайки и вороны разлетались в разные стороны — вороны в лес, чайки к себе на каменистые острова. Воронам, возможно, и хотелось заглянуть туда, где только-только подрастали птенцы чаек, но путь к островам серым разбойникам был закрыт до тех пор, пока птенцы не попробуют свои крылья. И лишь тогда на каменистых островах нет-нет да и замечал я серых ворон.

К этим островам у ворон был особый интерес… Зайдя на отмели чуть ли не по грудь в воду, ворона доставала клювом раковины беззубок и разбивала их на камнях. На такую подводную охоту вороны заявлялись сразу целым отрядом. Одни птицы сосредоточенно расхаживали по воде, высматривая добычу, другие возились на берегу с неподатливыми раковинами, а третьи, самые, видимо, находчивые, поднимались с добычей вверх и бросали раковины на камни…

У чаек птенцы давно подросли. Они были такими же большими, как взрослые птицы, и только по грязно-серому цвету пера можно было отличить их от родителей. До поры до времени ни птенцы, ни их родители не замечали ворон на своем острове. Но какие-то невыясненные отношения между чайками и воронами, видимо, все еще оставались. То ли спокойным, неторопливым белым птицам не нравилась серая, вороватая суета ворон, то ли чайки и сами не прочь были полакомиться содержимым раковин, которые вороны уже успели расколоть. И всякое посещение островов воронами, как правило, заканчивалось воздушным сражением.

Занятые добычливым промыслом вороны не сразу замечали, что на них надвигается гроза. А чайки, издав громкий воинственный крик, уже отчаянно пикировали на ворон… Восвояси серые пришельцы убирались поспешно, прижавшись к самой воде, будто знали, что атаковать их здесь, внизу, чайки не смогут, ибо выйти из крутого пикирования над самой водой не удастся даже такой сильнокрылой птице, как чайка.

Вороны улетали, чайки успокаивались, на озеро снова приходила летняя тишина. Порой в такие жаркие летние дни чайки не показывались на нашем острове с неделю, а то и дольше, не было белых птиц в полуденный зной и над гладью озера. Но стоило где-то на отмели показаться мелкой рыбешке, как, откуда ни возьмись, над косяками рыбешки появлялись сизые чайки со всего нашего озера…

Много ли вылавливали рыбы за весну, лето и осень наши сизые чайки — не знаю. Чаще я видел, как эти птицы подбирали уснувших, побитых рыбок, поднявшихся к поверхности боком или брюшком уже из последних сил. Но зато все мы точно знали, что «чайка никогда не обманет» и всегда точно расскажет о первых косяках уклеи-салаки и о первой осенней ряпушке…

Уклея-салака появлялась у беретов в самое жаркое время и билась у самого берега о камни, выбрасывая икру. От множества рыбешек вода между камнями кипела, и над этой кипящей водой белым облачком всегда кружились чайки.

Салака бушевала с неделю, потом исчезала. И следующий большой праздник чайкам приходилось ждать долго. Но вот ударяли первые холода, и к тем же самым камням подходила еще одна проворная рыбешка — ряпушка. Что доставалось чайкам от этого позднего празднества? Ведь ряпушка метала икру не у берегов, а поглубже и никогда не вертелась у самого уреза воды. Но чайки, собравшись вдруг у берега, точно подсказывали нам, что ряпушка уже пошла.