Карл Маркс: Мировой дух

Вот так, после венчания в протестантском храме и разрыва с берлинскими противниками, Карл распрощался со своей юностью и готовился уехать в Париж, оставляя позади себя мать, четырех сестер, а также могилы отца, брата, двух сестер и всех своих предков. По меньшей мере, он так думал. Ибо много позже он напишет: «Традиция всех ушедших поколений довлеет кошмаром над мозгом ныне живущих».

Глава вторая

ЕВРОПЕЙСКИЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР (1843–1849)

Третьего октября 1843 года, перед тем как покинуть Трир и Пруссию, Карл попросил Фейербаха написать для своего будущего парижского журнала статью против Шеллинга — крупного философа-идеалиста, властителя дум в Берлинском университете.

Только прибыв в Париж, он узнал, что Фейербах отказался, опасаясь скомпрометировать себя в глазах своих почитателей политическими дебатами, недостойными его статуса. Таким образом, место «ангажированного философа» в политике оказалось вакантным: его займет Карл. Сначала как философ, затем как экономист, потом как глобальный мыслитель, пока сам не станет опальным, то есть не превратится в революционного лидера. Этот постепенный переход свершится в Париже, в те два сумасшедших года, которые он там проживет.

Город, куда прибыли Женни и Карл 11 октября 1843 года, все еще был интеллектуальной столицей мира. В экономическом плане промышленность начинала развиваться во Франции по английскому образцу, с черной металлургии и текстиля; землевладельцы, держащие в своих руках сельское хозяйство и армию, схлестнулись в суровой борьбе с новой буржуазией, владеющей деньгами и фабриками. Скорее всего, французский промышленный капитализм был не таким продвинутым, как британский. Тем не менее его развитие затронуло все французское общество. На юге страны часто разражались бунты в знак протеста против условий, создаваемых для рабочих работодателями. Повсеместная коррупция от самых верхних до самых нижних эшелонов власти поддерживала глубокое недоверие к государству, что предвещало неминуемый кризис.

В политическом плане ситуация была парализована бездействием короля Луи Филиппа, интригами Гизо и амбициями Тьера. В стране сохранялась самодержавная монархия, но это было далеко не полицейское государство, как повсюду на европейском континенте. Во Франции тогда выходило 750 газет, из них 230 в Париже! Мечтатели открыто говорили в них о революции, используя без разбора в своих речах и статьях слова «демократы», «социалисты» и «коммунисты» для обозначения тех, кто выступает за всеобщее голосование, бесплатное образование для всех, улучшение условий жизни бедноты. Владельцев предприятий порой называли «капиталистами». И если в 1840 году Прудон подвергся преследованиям за то, что написал: «Что такое собственность? Это кража», хотя потом и был оправдан, то Ламартин мог уже без всякого риска писать в 1843 году возмущенные строки: «Вместо свободы труда и промышленности Францию продали капиталистам!»

Таким образом, Париж наряду с Женевой, Брюсселем и Лондоном был прибежищем эмигрантов, прибывавших волнами со всей Центральной Европы, в особенности из Германии, чтобы избежать политической цензуры и полицейских преследований. Некоторые делали крюк через Швейцарию, как портной Вильгельм Вейтлинг, другие приезжали прямо из Пруссии, как сыновья банкиров Людвиг Бамбергер, Якоб Венедей и знаменитый тогда немецкий поэт Георг Гервег.

У парижских немцев было несколько газет, в том числе «Pariser Horen» («Парижское время»), а главное — «Vorw"arts!» («Вперед!»), еженедельник, основанный Генрихом Бернштейном, единственное в Европе левое издание на немецком языке, не подвергавшееся цензуре. Они собирались в многочисленных клубах, над входом в которые было написано, чаще всего на нескольких языках: «Все люди братья». Тайные общества росли как грибы. Среди них был «Союз справедливых», основанный в 1836 году в Париже Вейтлингом и организованный по принципу пирамиды: с местными ячейками, кружками и центральной властью. Все эти движения находились в поле пристального внимания полиции Луи Филиппа.

Когда Карл в двадцать пять лет приехал в Париж, он вспомнил о своем отце, бывшем какое-то время французским гражданином, изучавшем на французском языке французское право, безумно влюбленном во Французскую революцию, которая позволила ему, еврею, заниматься любимым делом, а потом разлученном с Францией в 1815 году. В глазах его отца Франция была главной кузницей общественного прогресса, а французский рабочий класс — авангардом мировой революции. В отце соединились три культуры: еврейская, немецкая и французская, и он сумел передать своему сыну страсть к свободе и универсализму. Карл вспоминал обо всех своих разговорах с отцом, которые ему так бы хотелось продолжить здесь, в Париже. Он все еще носил с собой (и часто разглядывал) портрет, который отец подарил ему в их последнюю встречу, летом 1837 года.