Согласно данным госрегистра,[20] последнее местожительство Сёс Норуп находилось по тому же адресу, по которому проживали ее родители, — дом стоял в самом центре квартала «Ку–ку» района Фредриксберг. На медной табличке значились оптовый торговец Вильгельм Норуп и актриса Кая Бранд Норуп.
Карл позвонил; за массивной дубовой дверью поднялся оглушительный трезвон, после которого послышался тихий голос: «Да, да. Уже иду».
Показавшийся в дверях старичок, видимо, уже лет двадцать пять как находился на пенсии, однако, судя по куртке и шелковому кашне, еще не проел до конца свои сбережения. Болезненные глазки смотрели на Карла с таким выражением, словно это пришла старуха с косой.
— Вы кто? — спросил он без предисловий и уже приготовился захлопнуть дверь перед носом незваного гостя.
Карл представился, во второй раз за эту неделю вытащил из кармана жетон и попросил разрешения войти.
— С Сёс что–нибудь стряслось? — подозрительно спросил старичок.
— Ничего такого не слышал. А почему вы так решили? Она дома?
— Если вы к ней, она тут больше не живет.
— Кто это, Вильгельм? — послышался слабый голосок из–за двустворчатой двери гостиной.
— Это не к нам, а к Сёс, моя радость.
— Тогда ему не сюда, — раздалось в ответ.
Оптовый торговец схватил Карла за рукав:
— Она живет в Вальбю. Скажите ей, что мы просим ее зайти и забрать свои вещи, если она желает и дальше жить, как живет.
— Это как?
Старик не ответил. Сообщил адрес на Вальхойвай, а затем дверь захлопнулась.
В небольшом доме, принадлежавшем жилищному товариществу, на домофоне значилось всего три фамилии. Когда–то здесь наверняка обитало шесть семей с четырьмя или шестью детьми в каждой, но теперь бывшие трущобы населяла избранная публика. Тут, в мансарде, Сёс Норуп нашла свою любовь — сорокапятилетнюю женщину, которая при виде полицейского жетона Карла скептически поджала бледные губы.
Губы Сёс Норуп выглядели ненамного более свежими. Карл с первого взгляда понял, почему ни ДСЮЭ, ни кристиансборгский секретариат Демократической партии не стали рыдать после ее исчезновения. От нее веяло таким недружелюбием, какое не часто можно встретить.
— Мерета Люнггор была несерьезной начальницей, — заявила она.
— Отлынивала от работы? Я слышал совершенно другое.
— Она предоставляла все на мое усмотрение.
— Я бы расценил это как положительный момент.
Карл посмотрел на собеседницу. Она производила впечатление женщины, которую всю жизнь держали на коротком поводке и которая из–за этого злилась. По–видимому, у оптового торговца Норупа и его, без сомнения, знаменитой в прошлом жены она сполна испытала, каково это — молча терпеть унижения, попреки и нотации. Горькая пища для единственного ребенка, в глазах которого родители — божества! Наверняка она их одновременно ненавидела и любила. Ненавидела за все, что они собой представляли, и любила за это же самое. Поэтому, став взрослой, она все время разрывалась между тягой к родным корням и стремлением бежать от них как можно дальше — так, по крайней мере, показалось Карлу.
Он перевел взгляд на ее подругу, которая в свободном балахоне сидела тут же с дымящейся сигаретой в зубах, следя за тем, чтобы он не позволил себе лишнего. Уж она–то даст неуверенной Сёс Норуп твердые установки на всю дальнейшую жизнь, в этом можно было не сомневаться.
— Я слышал, Мерета Люнггор была вами очень довольна.
— Надеюсь.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов о личной жизни Мереты. Могло ли быть так, что перед своим исчезновением она была беременна?
Сёс Норуп поморщилась и отодвинулась от него.
— Беременна? — произнесла она так, словно упомянутое положение было не лучше проказы и бубонной чумы, и обменялась с сожительницей выразительными взглядами. — Нет, уж этого точно не было.
— А из чего это было видно?
— Ну а как вы думаете? Если бы она была таким собранным человеком, как все вокруг считали, то вряд ли занимала бы у меня прокладки каждый раз, как у нее начиналась менструация.
— Вы хотите сказать, что перед ее исчезновением у нее как раз началась менструация?
— Да, за неделю до этого. При мне у нас это всегда бывало одновременно.
Карл кивнул. Уж у Сёс с этим делом точно не было сбоев.
— Вы не знаете, имелся ли у нее возлюбленный?
— Об этом меня уже сто раз спрашивали.
— Мне вы еще не отвечали.
Сёс Норуп достала сигарету и постучала ею о край стола:
— Все мужчины пялились на нее такими глазами, словно готовы были тут же повалить ее на стол. Ну откуда я могу знать, крутила ли она с кем–нибудь романчик?
— В отчете сказано, что она получила телеграмму–валентинку. Вы знали, что телеграмма была от Таге Баггесена?
Сёс закурила и выпустила густой клуб дыма:
— Без понятия.
— И вы не знаете, было ли между ними что–то или нет?
— Было ли что–то между ними? С тех пор, если помните, прошло уже пять лет.
Она пустила струю дыма прямо в лицо Карлу, и ее сожительница одобрительно усмехнулась.
Карл слегка отодвинулся.