Карл Мёрк и отдел «Q». Книги 1-7

— Понимаешь, в последнее время мне постоянно это снилось, — продолжал Карл. — И в голове всплыли отдельные сцены перестрелки и мелькнувшая рубашка. Теперь у меня все это ясно стоит перед глазами.

— Ага, — наконец изрек Йоргенсен, прервав свое тревожно затянувшееся молчание. Мог бы, наверное, хоть как–то выразить радость по этому поводу.

— Ты не хочешь услышать, на каком месте лежала та рубашка, о которой я думаю?

— Ты хочешь сказать, что запомнил это?

— А как по–твоему? Уж если я, с пулей в башке и придавленный парализованным телом в сто пятьдесят кило веса, залитый полутора литрами крови моих ближайших товарищей, сумел запомнить эту рубашку, то уж, наверное, способен как–нибудь вспомнить те чертовы шмотки, которые видел четыре дня назад!

— Что–то в этом есть не совсем нормальное!

Карл мысленно сосчитал до десяти. Вероятно, на Сторгаде в Сёре это выглядит ненормальным. Поэтому ведь он и очутился в отделе, где дел об убийстве в двадцать раз больше, чем у Йоргенсена.

— Я, кстати, хорошо играю в «Мемори»,[24] — только и сказал Карл.

Наступила выразительная пауза.

— Ну… Если так… Тогда, конечно, мне очень интересно это услышать! — наконец был вынесен вердикт.

Заткнись уж ты, деревенская задница!

— Это та рубашка, которая лежала слева с краю, — сказал Карл. — То есть та, что ближе всего к окну.

— О'кей, — ответил Йоргенсен. — На нее же очень уверенно указал и свидетель.

— Прекрасно, я очень рад. Это все, что я хотел сказать. Я пришлю сообщение, чтобы у тебя было это также и в письменном виде.

Работавший в поле трактор подобрался угрожающе близко. Брызги мокрого навоза разлетались из–под гусениц, шлепающих по жиже на радость хозяину.

Карл поднял стекло со стороны пассажирского сиденья и хотел уже дать ходу.

— Минуточку, не отключайся, — добавил Йоргенсен. — Мы тут взяли подозреваемого. А между нами, коллегами, могу даже сказать: мы почти на сто процентов уверены, что поймали одного из преступников. Когда ты мог бы приехать сюда для очной ставки? Как ты думаешь — например, завтра?

— Очная ставка? Нет, я не могу.

— Это как же?

— Завтра суббота, мой свободный день. Сначала я высплюсь, потом встану, сварю себе чашку кофе и снова залягу в постель. Так может продолжаться целый день, заранее не скажешь. К тому же я не видел лица ни одного из преступников на Амагере и повторял это достаточно часто, как ты можешь убедиться, если читаешь отчеты. И в вещем сне он мне не являлся. Поэтому я не приеду. О'кей, Йоргенсен?

Тут опять, господи прости, последовала пауза! С ним было хуже, чем с политиками, которые вставляют длинные промежутки в отвратительно тягучие фразы, перемежая их через слово всякими эканьями и меканьями.

— О'кей это или не о'кей, тебе самому лучше знать, — наконец ответил Йоргенсен. — Он же твоих друзей загубил. Мы, между прочим, произвели обыск в доме подозреваемого, и многие из найденных вещественных доказательств свидетельствуют о том, что события на Амагере и в Сёре связаны между собой.

— Это здорово, Йоргенсен, желаю удачи! Я буду следить по газетам.

— Ты понимаешь, что тебе придется выступать свидетелем, когда начнется процесс? То, что ты опознал рубашку, — главное доказательство, устанавливающее связь между обоими преступлениями.

— Да, да, я понял. Удачной охоты!

Карл повесил трубку, чувствуя себя как–то нехорошо. Возможно, его замутило от мерзкой вонищи, которая неожиданно проникла в салон машины. Минуту он сидел тихо, пережидая, пока тяжесть, сдавившая грудь, немного отпустит. Затем ответил на приветствие деревенского жителя из плексигласовой кабины и тронулся с места. Отъехав на пятьсот метров, он сбавил скорость, открыл окно и постарался отдышаться. Схватившись за грудь, он согнулся, пытаясь расслабиться, затем съехал на обочину и принялся дышать как можно глубже. Ему случалось видеть такого рода панические приступы у других, но ощущения оказались чем–то сюрреалистическим. Карл приоткрыл дверцу, прижал ко рту сложенные лодочкой ладони, чтобы уменьшить нагрузку на легкие, а затем распахнул дверь.

— Тысяча чертей! — воскликнул он и, согнувшись пополам, на подкашивающих ногах выбрался из машины на обочину.

А неутомимый поршень все поддавал и поддавал в бронхи воздух.

Затем Карл раскорякой плюхнулся на землю и полез в карман куртки за телефоном. Ну уж нет! Черта с два он согласится безропотно помирать от сердечного приступа.

Рядом на дороге притормозила какая–то машина. Видеть его, сидящего на краю кювета, люди в ней не могли, зато, видимо, слышали.

— Странно, — произнес женский голос, однако машина не остановилась.

«Знай я их номер, я бы их, черт побери, проучил!» — успел только подумать Карл, а потом провалился в темноту.

Очнулся он с прилипшим к уху телефоном и измазанным землей подбородком. Облизал губы, сплюнул, растерянно огляделся. Приложил руку к груди — боль там прошла еще не совсем — и убедился, что дела его не так уж плохи, бывает и хуже. Затем Карл с трудом поднялся на ноги и рухнул на переднее сиденье. Стрелки на часах еще не дошли до половины второго. Значит, он провалялся без памяти не так уж долго.