Карл Великий

В отношении самой так называемой придворной школы летописные источники не сообщают ничего существенного, свидетельствуя лишь о ее последующей известности. Кое-что о ее структуре можно почерпнуть из стихов Алкуина и Теодульфа, а Дидетховенский капитулярий 805 года можно рассматривать даже как своеобразный учебный план этого заведения. Сомневаться в существовании придворной школы не приходится, ведь в ней обучались молодежь, которой предстояло служить в капелле (и канцелярии), дети и внуки Карла, а также она обеспечивала духовную закалку юных паладинов для решения грядущих задач, хотя были и такие, кто в этом не нуждался, например биограф Карла Эйнхард из Фульды.

По правилам этой придворной школы в 805 году преподавались следующие предметы: чтение, церковное песнопение (на римский манер), письмо (грамоты, литургические тексты), свободные искусства, летосчисление и врачевание. В циркулярном стихотворении, написанном в 796 году, Алкуин среди обучающихся в придворной школе называет духовенство и «гиппократи-ческую секцию», высказывая при этом пожелание расширить палитру обучения путем создания своего рода поэтической школы во главе с искусным и владеющим языками Эйнхардом. Далее он приводит целый список «lectores», студентов, занимающихся музыкой, и нотариусов, последнюю группу которых специально отслеживает возглавляющий канцелярию Эрканбальд. Он имеет две восковые дощечки, на которых при необходимости делает соответствующие отметки. Таким образом, школа представляет собой «филиал» придворной капеллы. Здесь готовят прежде всего рueri — элитных писарей, о привлечении которых самим Карлом в ахенскую писарскую впоследствии сообщает Ноткер из монастыря Сен-Галлен в известном историческом анекдоте. Свои «университеты» прошел здесь и Рабан Мавр, ученый-энциклопедист, принадлежавший к поколению, пришедшему на смену Эйнхарду.

Что двор, особенно в период его становления до самого конца VIII столетия, являлся местом расположения посвятившей себя истории искусства придворной школы как колыбели ценных, иллюминированных кодексов, то есть раскрашенных картинками и инициалами, вызывает серьезные сомнения. Достаточно привести лишь две широко известные рукописи. К примеру, имперский календарь претендует на то, что местом его происхождения был Лорш, равно как и известная врачебная книга, появление которой, видимо, по праву связывают с аббатом Рихбо-том. Учитывая географические перемещения резиденции двора до 795 года, где еще мог бы стабильно обосноваться центр досуга и письма столь трудных для исполнения и богато иллюминированных текстов?

Поэтому совсем не случайно местом появления и старейшей редакции имперских анналов называют Лорш, располагавшийся по соседству с Вормсом. Достаточно вспомнить, что именно Лорш благодаря аббату Рихботу, инициатору написания так называемых анналов Лорша, поддерживал теснейшие контакты с двором и с монархом. А самые известные кодексы, составленные в окружении Карла и разработанные, как свидетельствуют хроники, по его высочайшему повелению — Евангелистарий Годескалька и Псалтырь Дагелайфа, — возникли задолго до превращения Ахена в резиденцию империи. Не исключено, что возникновение рукописей, якобы написанных в королевской писарской, также связано с образовательными центрами монастырей Корби, Шелль, Сеп-Рикье или иными, менее известными местами. Это наверняка относится и к закономерно упоминаемому так называемому Лоршскому Евангелию, которое уже в первом библиотечном каталоге аббатства в середине IX века заняло свое достойное место. Если верить Алкуину, так называемая академия, возникшая в Ахене, представляла собой эфемерное образование, которое в качестве института хотя и вышло далеко за рамки структуры германо-франкского образца, но как идея воплощало богословски мотивированную властную и образовательную программу, проявившуюся в псевдонимах отдельных членов обновлявшегося состава пиршественного застолья. При этом Карл считался Давидом, Алкуин — Горацием, Ангильбер — Гомером, высший придворный капеллан и архиепископ Кёльнский Гильдебольд представал в роли старшего брата великого Моисея — Аарона, а Эйнхард — в образе Беэршивы, строителя Соломонова града. Но вот именно новый Август, которых Карл ничтоже сумняшеся пожелал бы заполучить сразу целую дюжину в свое окружение, характерным образом среди академиков отсутствовал, хотя наряду с Алкуином поразительной ученостью отличался еще Павлин Аквилейский или, например, Теодульф Орлеанский. Им, правда, так и не довелось обрести святоотеческую неповторимость. Это и не входило в их планы, ибо преследуемая ими цель заключалась в том, чтобы прежде всего восстановить утраченное и заброшенное, как точно выразил эту мысль один из принадлежавших к этому кругу: «Полные неугасимого тщания, мы заняты восстановлением мастерской наук, которая почти оскудела из-за небрежения наших предков, и призываем собственным примером, по мере сил, изучать свободные искусства».