Карла

— Что, что Драгонь?.. — закричала вне себя женщина. — Ох, да он, наверное, приснился Барте и рассказал ему все... А может быть, сам парень рассказал все Барте... Ох, и разнесчастная моя головушка! Вот как господь бог наказывает меня, — убивалась Маркита, ломая руки.

Хозяева ничего не понимали.

— Какой там парень, Маркита? Ты что, бредишь? Уж не больна ли? — спросила ее старостиха.

— Нету, нету ему покоя и в могиле! Согрешили мы перед богом, его мучит совесть и мне не дает спокойно спать. Что же мне теперь делать? Отнимут у меня сына, и умрет он там на чужбине.

Старостиха побледнела.

— Да говори ты толком, что случилось, — приказал хозяин, встряхнув Маркиту за плечи.

— Простите вы меня, люди добрые... Посоветуйте, как быть... Я не знаю, что и делать. Карла-то ведь не девочка, она мальчик! — вскричала Маркита, уронила голову на руки и зарыдала.

Милота и его жена остолбенели, словно их громом поразило.

— Да что ты, милая? Слыханное ли это дело! Такого и быть не может. Как же все это случилось? — спросил Милота.

— Сейчас я расскажу вам, как это случилось, — вздохнула Маркита, и точно гора свалилась у нее с плеч.

— Ведь вы знаете, — начала она, — как горевал покойник Драгонь оттого, что должен был идти в солдаты. А сколько слез пролила я в ту пору! Умер наш первый ребенок — мы и не жалели, потому что был он мальчик. Как молили мы бога, когда я опять понесла, чтобы наградил он нас дочкой! Но господь рассудил по-своему — опять у нас народился сын. Тут-то мы и согрешили. Чтобы спасти его от солдатчины, обманули добрых людей и выдали ребенка за девочку. Но бога-то ведь не обманешь! Когда умер Драгонь, девочка, вернее сказать — мальчик, была моей единой отрадой. Как я следила, чтобы не открылся наш обман! Ведь Барта — и тот ничего не подозревал: вы помните, как отвечал он на болтовню. Пока паренек был мал, все шло хорошо, но чем становился старше, тем сильнее его одолевала природа, и только мои слезы принуждали его молчать. «Потерпи еще немножко, пока не перейдешь рекрутский возраст, иначе не миновать тебе солдатчины, — уговаривала я его. — А там сам бог нам уж как-нибудь поможет». Но он становился все скучнее и скучнее и твердил свое: «Знаете что, мама, многие идут в солдаты и потом возвращаются; отчего бы и мне не пойти? Разве я хуже других, не бойтесь за меня». Но я никак не могла решиться. А тут и Драгонь стал сниться мне каждую ночь, да все такой невеселый, что сердце изболелось. Поняла я тогда, что мы с ним согрешили, не надо было нам делать этого. А в воскресенье, как сказал священник, что господь наказывает тех, кто противится его законам, у меня прямо мурашки по спине пошли, не могла себе места найти. Задумала сегодня пойти к исповеди и посоветоваться со священником. Но господь рассудил иначе: моя тайна открылась. Однако кто же рассказал обо всем Барте? Видно, сам парень?

— Нет, не думаю я, чтобы Барта знал что-нибудь. Все открылось случайно. Бог помутил твой рассудок, Маркита, вот ты сама и проговорилась.

— Ну что ж, пусть будет так! Зато теперь и я успокоюсь, и душе покойника будет легче. Сегодня он опять причудился мне между двенадцатью и часом ночи. Я видела его перед собой так, как тебя, но будто в тумане: однако ж разглядела, что на нем был военный мундир. Драгонь был такой молодой, только грустный. Я не могла и рукой двинуть, хотя что хочешь готова дать, что не спала. Помнится, он хотел перекрестить меня, но тут запел петух, и все пропало. Я молилась до самого утра.

Пока Маркита рассказывала, дом ожил. В горницу вошел Петр, потом Гана. Карлы так и не было.

— Где же Карла? — спросила старостиха.

— Да где ей быть? — ответил Петр. — Она пошла домой вместе с Ганой, и больше я ее не видел.

— А я видел Карлу этак через час после полуночи, — отозвался батрак.— Она стояла с племянником Барты возле его дома.

— Что? С кем стояла Карла? Да у тебя куриная слепота! — вспылил Петр.

— Ну, раз у меня куриная слепота, тогда нечего и спрашивать, — проворчал батрак.

— А ну-ка, Ирка, сбегай к Барте да узнай, не там ли Карла! — приказал Милота батраку, и тот немедля отправился.

— Вот что, Петр, не злись понапрасну. На Карле поставь крест. Она такой же мужик, как ты или я,— объявил сыну староста.

Петр сначала не понял отца, и тот кратко рассказал ему обо всем.

Зато Гана тотчас поняла, в чем дело. Она бредила Карелом целую ночь и, проснувшись поутру, все еще слышала его ласковый голос и ощущала на губах его поцелуи.

— Ах, если бы только все это была правда! — шептала она в слезах.

Да, Гана сразу все поняла, сразу поверила!

— Ну и что ж, я потерял невесту, зато нашел хорошего товарища, — весело решил Петр.

— Добро! — поддержал его отец.

А Гана плакала, уткнувшись в фартук.