Карлос Кастанеда, книги 1-3

— Ты имеешь в виду, что я был выбран среди других для какой-нибудь цели или что-то вроде того?

— Нет, я имею в виду, что Мескалито сказал мне, что ты можешь быть тем человеком, которого я ищу.

— Когда он тебе это сказал, дон Хуан?

— Он сказал это тем, что играл с тобой. Это делает тебя избранным человеком для меня.

— Что это значит — избранный человек?

— Есть кое-какие секреты (Tengo secretos). У меня есть секреты, которые я не могу открыть, пока не найду избранного человека. Прошлой ночью, когда я увидел тебя играющим с Мескалито, мне стало ясно, что ты именно такой человек. Но ты не индеец. Потрясающе!

— Но что это значит для меня? Что мне надо делать?

— Я принял решение, и я буду учить тебя тем секретам, что делают судьбу человека знания.

— Ты имеешь в виду секреты Мескалито?

— Да. Но это не все секреты, которые я знаю. Есть и другие, иного рода, которые я хотел бы кому-нибудь передать. У меня самого был учитель, мой бенефактор, и я тоже, выполнив определенные условия, стал его избранным человеком. Он обучил меня всему, что я знаю.

Я опять спросил, чего эта новая роль потребует от меня; он ответил, что подразумевается только обучение, обучение в том смысле, какой я испытал на себе за две сессии с ним.

То, как обернулось дело, было очень странным. Я решил сказать ему, что собираюсь бросить идею учения о пейоте, и, прежде чем успел высказаться, он предлагает учить меня своему «знанию». Я не понял, что он имеет в виду, но чувствовал, что этот неожиданный поворот очень серьезен. Я возражал, что у меня нет нужных для такой задачи свойств, поскольку требуется редкое мужество, которого я лишен. Сказал, что больше склонен говорить о действиях, совершаемых другими. Я хотел бы узнать его мнение обо всем этом. Я говорил ему, что был бы счастлив, если бы мог сидеть тут и целыми днями слушать его рассказы. Для меня это было бы учением.

Он слушал не перебивая. Я говорил еще долго. Затем он сказал:

— Все это очень легко понять. Страх — первый естественный враг, которого человек должен перебороть на своем пути к знанию. К тому же ты любопытен. Это решает дело. И ты будешь учиться, даже против твоей собственной воли; это — правило.

Я продолжал протестовать, пытаясь его разубедить. Но он, по-видимому, был убежден, что мне не остается ничего, кроме как учиться.

— Ты не в том порядке думаешь, — сказал он. — Мескалито действительно играл с тобой. Об этом следует подумать. Почему ты не ухватишься за это, вместо того чтобы думать о собственном страхе?

— А что было так уж необычно?

— Ты единственный, которого я видел играющим с Мескалито. Ты не привык к такой жизни. Поэтому указания (omens) прошли мимо тебя. Да, ты серьезный человек, но твоя серьезность привязана к тому, что ты делаешь, а не к тому, что происходит вне тебя. Ты слишком застреваешь на самом себе. В этом беда. И это порождает ужасную усталость.

— Но что еще можно делать, дон Хуан?

— Ищи чудес повсюду вокруг себя и смотри на них. Ты устаешь от глядения на одного себя, и эта усталость делает тебя глухим и слепым ко всему остальному.

— Ты попал в точку, дон Хуан. Но как мне измениться?

— Думай о чуде Мескалито, играющего с тобой. Не думай ни о чем другом. Остальное придет к тебе само.

Воскресенье, 20 августа 1961 года

Прошлой ночью дон Хуан начал вводить меня в круг своего «знания». Мы сидели перед его домом в темноте. И ни с того ни с сего, после молчания, он начал говорить. Сказал, что собирается сообщить мне те самые слова, которыми воспользовался его бенефактор в первый день его собственного ученичества. Дон Хуан, видимо, запомнил эти слова наизусть, потому что повторил их несколько раз, как бы для того, чтобы все они дошли до меня.

— Человек идет к знанию так же, как идет на войну: полностью проснувшись, со страхом, с уважением и с абсолютной уверенностью. Идти к знанию или идти на войну как-либо иначе — ошибка; тот, кто совершает ее, будет всю жизнь сожалеть о сделанных шагах.

Я спросил, почему это так, и он ответил, что при соблюдении человеком этих четырех требований любую ошибку можно принять в расчет, в таких условиях его действия теряют бестолковый характер действий дурака. Если такой человек терпит неудачу или поражение, то проигрывает только битву — и тогда ему не о чем сожалеть.

Затем он сказал, что собирается учить меня о союзнике тем же самым способом, каким его учил бенефактор. Он особо подчеркнул слова «тем же самым способом», повторив это выражение несколько раз.

— Союзник, — сказал он, — это мощь, которую человек может ввести в свою жизнь, чтобы она помогала, советовала и давала ему силы, необходимые для выполнения действий, будь они большими или малыми, правильными или неправильными. Союзник нужен для того, чтобы укрепить жизнь человека, направить его поступки и углубить его знания. По существу помощь союзника в приобретении знания неоценима.

Дон Хуан сказал это с большой силой и убежденностью. Казалось, он тщательно выбирает слова. Следующую фразу он повторил четыре раза: