Карлос Кастанеда, книги 1-3

Я попил, и чувство, что меня тошнит, исчезло. К тому времени все шумы стихли, и оказалось, что мне трудно фокусировать глаза. Я взглянул на дона Хуана и, когда поворачивал голову, увидел, что поле моего зрения уменьшилось до круглой зоны прямо перед глазами. Это ощущение не было пугающим, не было неприятным, наоборот — в нем была радующая новизна. Я мог буквально коснуться взглядом земли, сосредоточившись на одной точке и затем медленно перемещая взгляд в любом направлении. Когда я впервые попал на веранду, то заметил, что было совсем темно, кроме, пожалуй, далекого света городских огней. А в круге моего зрения все было теперь ясно видно. Я забыл о доне Хуане, о других людях и полностью отдался обследованию земли лучом своего зрения.

Я увидел соединение пола веранды со стеной. Медленно повернул голову правее, следуя за стеной, и увидел прислонившегося к ней дона Хуана. Потом сместил голову влево, чтобы посмотреть на воду. Наткнулся взглядом на дно кастрюли, медленно приподнял голову и увидел средних размеров черную собаку, приближавшуюся к воде. Собака начала пить. Я поднял руку, чтобы прогнать ее от моей воды. При этом посмотрел на нее пристально и внезапно увидел, как собака стала прозрачной. Вода же была сияющей тягучей жидкостью. Я видел, как она проходит по горлу собаки в ее тело; видел, как она равномерно по нему растекается и затем изливается через каждый из волосков шерсти. Я видел, как светящаяся жидкость движется по каждому волоску и затем выходит, образуя длинный, белый, шелковистый ореол.

В тот же миг я ощутил сильные конвульсии, и через пару секунд вокруг меня сформировался очень низкий и узкий туннель, тяжелый и странно холодный. На ощупь он был как бы из твердой жести. Я оказался сидящим на полу туннеля. Попытался встать, но ушиб голову о железный потолок, а туннель сжался до такой степени, что я начал задыхаться. Помню, как полез к какому-то круглому отверстию, где туннель кончался; когда я до него добрался (если добрался, самого этого момента не помню), то уже совсем забыл о собаке, о доне Хуане и о самом себе. Я был измучен, вся одежда пропиталась холодной липкой жидкостью. Я катался взад и вперед, пытаясь найти положение, в котором можно отдохнуть, положение, в котором у меня перестанет так оглушительно колотиться сердце. При одном из этих передвижений я снова увидел собаку.

Память тут же вернулась ко мне, и внезапно ум мой прояснился. Я оглянулся в поисках дона Хуана, но не смог различить никого и ничего. Все, что я мог видеть, — так это собаку, которая становилась радужной. Сильный свет исходил от ее тела. Я опять увидел, как в нем течет вода, воспламеняя его подобно костру.

Я добрался до воды, опустил лицо в кастрюлю и пил вместе с собакой. Руками я опирался о землю перед собой, и когда пил, видел, как жидкость течет по венам, меняясь в цвете, в красном, желтом и зеленом оттенках. Я пил еще и еще. Пил, пока не воспламенился весь. Я весь пылал. Пил, пока жидкость не начала выходить из моего тела через каждую пору и не начала изливаться, подобно шелковым волокнам, и я тоже обрел длинный, светящийся, переливающийся ореол. Я посмотрел на собаку, и ее ореол был таким же, как мой. Высшее счастье переполнило мое тело, и мы вместе помчались в направлении какого-то желтого тепла, исходившего неизвестно откуда. Там мы принялись играть. Мы играли и боролись с псом, пока я не узнал все его желания, а он — все мои. Мы по очереди управляли друг другом, как в театре марионеток. Я умел заставить его двигать ногами, когда сам вращал ступней, и каждый раз, когда он кивал головой, я чувствовал неодолимое желание прыгать. А коронным его номером было заставить меня сидя чесать голову ногой; он добивался этого, хлопая ушами сбоку набок. Этот прием меня предельно, невыносимо забавлял. Какой взлет изящества и иронии, думал я, какое мастерство! Охватившая меня эйфория была неописуемой. Я так смеялся, что становилось почти невозможно дышать.

Я ясно ощущал неспособность открыть глаза. Я глядел через толщу воды. Состояние это было длительным и очень болезненным, полным того беспокойства, как будто уже проснулся, но никак не можешь пробудиться окончательно. Затем мир медленно стал снова ясным и четким. Мое поле зрения опять сделалось округлым и пространным, а вместе с этим пришла и обычная сознательная активность — оглядеться и поискать чудесное существо. Тут я столкнулся с очень трудным переходом. Смена моего нормального состояния прошла для меня почти незаметно: я был в сознании, чувства и мысли были критериями этого, и переход был гладок и ясен. Но обратное изменение, пробуждение к серьезному, трезвому сознанию, было поистине ошеломительным. Я забыл, что я — человек! Непоправимость этого обстоятельства так меня опечалила, что я заплакал.

Суббота, 5 августа 1961 года

Позднее тем же утром, после завтрака, наш хозяин, дон Хуан и я отправились в дом дона Хуана. Я очень устал, но в грузовике уснуть не смог. Лишь когда тот человек уехал, я заснул на веранде дона Хуана.